Истоки первой мировой войны - Джеймс Джолл

сербов к Габсбургской монархии. Каждая страна жаловалась на специфические тарифы в других странах, но это приобретало международную политическую значимость тогда, когда отношения между государствами ухудшались по другим причинам. Франция не обращала особого внимания на новые тарифы в Германии, которые были введены в 1906 г. во время относительно хороших отношений двух стран, и начала серьезно жаловаться, когда эти отношения ухудшились. После кризиса в Агадире поступали жалобы от Германии на недружелюбное и бюрократическое отношение французских таможенных офицеров по отношению к германским экспортерам. Таким образом, экономические разногласия помогли аргументировать растущую враждебность между двумя нациями.

Переговоры о возобновлении германских коммерческих соглашений, подписанных в 1904–1905 гг., не только иллюстрировали некоторые серьезные экономические и политические проблемы, стоявшие перед Германией накануне войны, но и резко увеличили антагонизм между Германией и Россией. В начале 1914 г. в Германии произошел спад производства и от этого возросло напряжение между производителями, которые хотели иметь широкий рынок сбыта и были готовы к снижению тарифных барьеров, надеясь на расширение торговли. Представители же сельскохозяйственного сектора, которых в Пруссии было большинство, настаивали на» создании или увеличении существующих защитных тарифов.

Весной 1914 г. официальная линия правительства была направлена на то, чтобы тарифная политика в достаточной мере отвечала интересам как германской промышленности, так и сельского хозяйства, а они должны были стараться возобновить коммерческие договоры на существующих условиях[251]. Русские не были готовы это сделать. Промышленный прогресс в течение предыдущих нескольких лет увеличил их уверенность в своих экономических силах, возросло также недовольство российских националистов контролем иностранцев над российской экономикой. Они понимали, что коммерческий договор с Германией обсуждался во время войны с Японией, когда Россия была ослаблена. В частности, Германия увеличила экспорт ржи в Россию и Скандинавию, благодаря скрытым субсидиям правительства, которые позволили снизить цену. Русские хотели уменьшить импорт германского зерна и увеличить собственный экспорт его. В 1914 г. была объявлена новая политика по отношению к импорту иностранного зерна. Даже до дипломатического кризиса в июле 1914 г. с обеих сторон границы велись разговоры о «продолжавшейся великой экономической дуэли между русскими и германцами»[252].

В Англии также– в течение последних двадцати лет говорили об «экономической дуэли с Германией»[253]. В обоих государствах шла речь о нечестной конкуренции. У британцев существовали особые причины для беспокойства, особенно из-за угрозы со стороны Германии. Британская доля в мировой торговле уменьшалась, Соединенные Штаты и Германия догоняли Британию по производству железа и стали, в то время как мощь британской более старой промышленности возрастала медленнее. (С экономической точки зрения Соединенные Штаты были такими же угрожающими конкурентами, как и Германия, тем не менее и разговора не было о растущем антагонизме между двумя странами.) В некоторых сферах англо-германские торговые отношения развивались, и, как отметила Зара Штайнер, между 1904 и 1914 гг. Британия стала лучшим покупателем у Германии, а Германия стала для Британии вторым по значимости рынком[254]. Особенно страдала от германских тарифов, одобренных в 1902 г. и введенных в 1906 г., британская промышленность — машиной строительная и текстильная. Германские промышленники также жаловались на конкуренцию со стороны Британии, например, производители шерсти беспокоились по поводу «прискорбного предпочтения некоторыми классами общества английской одежды»[255]. То, что вызвало в Англии протест в 1890-х годах, отражено в книге, опубликованной в 1896 г. Е. Е. Вильямсом «Сделано в Германии», в которой доказывалось, что: «По всем направлениям английское промышленное производство угрожающе падает и причина этого в большой степени германское производство»[256]. Это не столько объективная оценка упадка английской промышленности и коммерции, сколько страх перед проникновением германских коммерсантов на британский рынок, к примеру, на Средний Восток. Жалобы на высокую активность германских торговых кораблей поступали от английских бизнесменов. Французы были также чувствительны к конкуренции Германии, говоря, что четыре или пять представителей французских фирм в Москве конкурируют с 550 германскими[257]. В 1896 г. М. Шваб опубликовал работу, в которой говорил о тех же проблемах, что и Вильямс. Конечно, стремительный прогресс германской промышленности оказал влияние на отношение к ней иностранных государств и особенно Британии, но были и другие причины, вызвавшие недоверие к Германии. Как об этом сказал в 1906 г. Эдвард Грей:

«Экономический конкурент не очень оскорбляет наш народ. Люди обожают свою устойчивую промышленность и талант организации. Но они обижаются, когда им наносят вред. Они подозревают империю в агрессивных намерениях захватить мировое господство, и они видят, что Германия старается ускорить вооружение с целью преобладания в Европе. Вследствие этого появилось ужасное бремя расточительных расходов, которое легло на все другие державы "[258].

Начатая Британией кампания по прекращению свободной торговли и введение защитного тарифа дали понять Германии, что ей отказано в месте под солнцем и его надо отвоевывать. Как об этом написал один националист-консерватор, член рейхстага: «В своде коммерческих законов Англии я могу различить ясное намерение исключить Германию из английских колоний»[259]. Наверное, в каждой стране многие бизнесмены, получавшие прибыль от торговли друг с другом, боялись прямой конкуренции и тарифной политики. Некоторые предпочли бы улучшение отношений между Англией и Германией, другие от экономической озабоченности переходили к политическим обидам. Как об этом написал П. Кеннеди: «Очень показательно, что ни прусские аграрии, ни бирмингемские производители машин не объединились в различные комитеты англогерманской дружбы, в то время как владельцы заводов из Ланкшира и гамбургские банкиры объединились[260].

Как разобраться в этой сложной сети финансовых и торговых отношений, руководствуясь теорией, что главные причины войны были экономические? Политики, принимавшие решения в 1914 г., мало учитывали экономические соображения, а когда они столкнулись, как столкнулось британское правительство с возможностью для лондонского Сити полного банкротства иностранного обменного рынка и невозможностью получения долгов из стран, которые были вовлечены в войну, — тогда они поняли всю ее разрушительную силу. Все, имевшие отношение к власти в Европе, глубоко осознали, что угроза экономического разрушения заставит покончить с войной за несколько месяцев или даже недель. Венгерский министр финансов полагал, что война не сможет продолжаться более трех недель и военное производство Австро-Венгрии едва выдержало бы даже этот срок — так что зависимость от Германии возросла соответственно. Планы России по расходам на содержание армии в 1914 г. основывались на том, что текущие политические и экономические обстоятельства главных сторонников России исключали возможность длительной воины[261].

Перед 1914 г. правительства были обеспокоены финансовыми проблемами в связи с осуществлением огромных программ вооружения, но они совсем не брали в расчет те экономические меры, которые потребуются, когда война начнется. Большинство стран обладало золотым запасом, достаточным для покрытия расходов па мобилизацию,