Последний трюк - Себастьян де Кастелл

– Телейдан брайтлиф…

– Лучшие курительные соломинки в Семи Песках. Я собиралась передать их вам через Келлена, но я рада, что могу вручить этот маленький знак нашей благодарности лично.

Фериус в своей непринуждённой манере изменила повадки и, низко поклонившись, перешла на более официальный стиль речи.

– Значит, ты вручила мне тысячу даров, дочь Семи Песков, ибо каждое дуновение дыма от этих соломинок будет напоминать мне о бесконечной красоте твоей родины и её народа.

Сенейра была ошеломлена неожиданным, почти церемонным заявлением.

– А что насчёт меня? – проворчал пухлый комок меха, отряхиваясь и подходя вперевалочку. Он не любил, когда другие люди получают подарки, а он – нет. – Я в тот раз сделал всю тяжёлую работу! Меня чуть не освежевал проклятый крокодил!

Сенейра никоим образом не могла понять, что он сказал, но всё же улыбнулась, как будто ожидала его слов, снова полезла в карман пальто и извлекла небольшую шкатулку, обтянутую зеленоватой, очень шершавой кожей. Оказалось – крокодильей.

– Ты, может быть, не помнишь тварь, напавшую на нас в логове Дексана Видериса, – сказала она мне, – но у нас в Песках ничего не пропадает зря, поэтому вот что изготовили по моей просьбе на память о смелой победе твоего делового партнёра.

Она протянула мне поразительно красивую шкатулку. Когда я открыл замок и поднял крышку, Рейчис чуть не сошёл с ума, карабкаясь по моему боку, чтобы схватить содержимое.

– Рецепт моего отца, – пояснила Сенейра. – Когда я сказала ему, что отправляюсь сюда засвидетельствовать почтение Верховному магу, он настоял, чтобы я на всякий случай взяла немного сдобного печенья.

Я захлопнул крышку, чтобы Рейчис не сожрал всё сразу. Он застонал в непристойном экстазе, жуя ту печеньку, которую ухватил, потом перепрыгнул с моего плеча на плечо Сенейры и потёрся о её волосы мордой с налипшими на неё крошками.

– Мне всегда нравилась эта девушка, – промурлыкал он.

Я не стал напоминать, что недавно он даже не мог припомнить её имя.

Сенейра улыбнулась Рейчису и вежливо спросила:

– Храбрый и красивый охотник с верхушек деревьев, могу я на минутку остаться наедине с… твоим спутником?

Рейчис бурно расхохотался, повторил пару раз для меня её слова, потребовал ещё одно печенье и неторопливо ушёл, чтобы съесть его в одиночестве.

Мы с Сенейрой немного прошлись.

– Боюсь, этот подарок тоже не для тебя, – сказала она, протягивая синюю бутылку тонкого стекла. – Отец попросил доставить его тебе – ликёр пацьоне из его личных запасов. Но я подозреваю, что в конечном итоге ликёр будет пить кое-кто другой.

Я с благодарностью принял бутылку.

– Эй, иметь возможность напоить Рейчиса в следующий раз, когда он разозлится, для меня уже достаточный подарок.

– У меня есть ещё кое-что, – сказала она, разжимая правую руку.

Я опустил глаза и увидел крошечный кулон, прикреплённый к лежащей на ладони Сенейры тонкой серебряной цепочке. Подвеска была сделана в форме высокой башни, в которой я узнал миниатюрную копию Академии Семи Песков. Её поверхность украшала мозаика цветов каждого из тамошних ландшафтов.

– Студенты носят такие подвески как пропуска, доказывающие их право войти в Академию, – сказала Сенейра. – И многие продолжают носить их всю жизнь в память о времени, проведённом там.

Она подняла кулон за цепочку:

– Могу я?

Я убрал руку и наклонился, чтобы она надела мне на шею подвеску.

– Спасибо, – сказал я. – Прекрасный подарок.

– Кулон – не подарок, Келлен.

Сенейра немного поколебалась, прежде чем сказать:

– Я видела тебя, выступая на похоронах твоей матери. Даже до того, как те молодые маги начали к тебе приставать, ты выглядел так… даже не знаю, какие подобрать слова.

– Не на своём месте? – предположил я.

Она покачала головой.

– Хочется сказать: «бесприютным», но я не уверена, что это подходящее выражение.

Однако оно прекрасно описывало мои чувства, так я и сказал.

Сенейра взяла меня за руки.

– Тогда пусть моим подарком будет вот что, Келлен. Как бы далеко ты ни ушёл, знай: для тебя всегда найдётся место в Семи Песках. Академия предлагает своим студентам дюжину разных путей. Если ты устал от насилия, присоединяйся к нам и стань врачом. Если ты устал сеять разрушения, стань изобретателем и вместо разрушения созидай.

Она улыбнулась.

– Та гитабрийская девушка, Крессия – мы с ней тесно подружились за последние два года, – утверждает, что временами ты бываешь неплохим философом.

Я протянул руку, чтобы потрогать кулон. Поступление в Академию стоило безмерно дорого и предлагалось только тем, кто проявлял блистательные таланты, что делало подарок во многих отношениях королевским. Не успел я поблагодарить, как Сенейра приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в щёку.

– Всегда помни, Келлен: у тебя есть друзья, и наша любовь к тебе куда больше злобы твоих врагов.

Хоть убейте, я не смог придумать, как ответить на такое поразительное великодушие. Моё ораторское искусство тяготеет к саркастическим колкостям, и на сей раз мне хватило ума придержать язык.

Сенейра поцеловала меня в другую щёку, повернулась и пошла обратно по дороге, оставив меня стоять и наслаждаться мечтами о сотне будущих жизней, которых я никогда не проживу… И всё-таки я чувствовал благодарность за каждую из них.

У дороги всегда есть ритм. Подкованные железом копыта стучат по булыжникам или топают по земляным тропам в таком гипнотическом темпе, что часы приходят и уходят без предупреждения. Дни и ночи сменяют друг друга. Повторяется одна и та же рутина: разбить лагерь; распаковать припасы; прикинуть, что можно и чего нельзя позволить себе съесть, основываясь на том, как давно вы в последний раз покупали еду или охотились; побродить по округе в поисках хвороста для костра; расстелить спальные мешки только для того, чтобы до восхода солнца упаковать их снова… И начинай по новой. Спустя некоторое время пейзаж перестаёт занимать ваши мысли, и вы следите за временем, только вспоминая о том, что осталось позади.

Я всё время ловил себя на том, что смотрю на новый сигил огня на своём предплечье. Он не на многое был способен – разве что напомнить мне, что я не попрощался с отцом. Без сомнения, отец увидит в этом ещё один пример моей постоянной неверности семье. Ша-маат солжёт и расскажет, как при расставании с ней я передал для него вдоволь слезливых извинений. Я не попрощался и с Ториан, но разве это так важно? Она отравила меня и скормила Шептунам, поэтому вряд ли придерживалась твёрдых моральных позиций касательно этикета.

Но всё это меня не очень-то беспокоило. Проблема заключалась в моих седельных сумках.