Свенельд. Зов валькирий - Елизавета Дворецкая

– Поро кугу Юмо! Доброму великому богу кладем мы этот круглый непочатый хлеб! Доброму великому богу зажигаем мы большую серебряную свечу! Просим мы доброго великого бога, чтобы послал нам здоровья, прибыли роду мере, прибыли скота, прибыли хлеба, всему роду мере согласия и здоровья, чтобы, услышавши наши мольбы, нами просимые блага дал нам бог!

Потом Тойсар и Кастан обходили гостей, каждому вручая лепешку, от которой полагалось откусить один раз, и ковш пива, который полагалось выпить до дна и перевернуть. Помня предостережение, переданное через Велерада, Свен внимательно следил, не предложат ли ему какую-то особую лепешку, но Тойсар взял угощение для него с общего блюда, которое держала возле него одна из пожилых женщин, а Кастан подала ему тот же ковш, что и всем, наливая черпаком из того же освященного ленгежа.

Угроза порчи Свенельда не удивила.

– Старуха знает, что я опасен ей, – сказал он брату в то же утро, когда, едва выехав из Арки-варежа, Велерад рассказал ему о быстролетной, но важной встрече с Алдыви. – Это я склоняю здешних отроков идти с нами на сарацин и я хочу женить Арни больше, чем, похоже, он сам! – Свен хмыкнул. – Понятное дело, если старуха хочет испортить меня и сделать беспомощным, как младенца.

– Но она сможет! – воскликнул встревоженный Велерад. – Такая сможет! По ее змеиным глазам видно – у нее есть сила! Даже странно, что у такой вредной бабки родилась такая красивая и во всем приятная дочь!

Свен помолчал.

– Да и дочь у нее… непроста! – сказал он чуть погодя. – Мать учит ее не только лепешки печь и даже не только эти бронзовые звеняшки отливать. Арнэйд… помнишь Арнэйд? – говоря это, он невольно задержал взгляд на дальней черте леса впереди, чтобы не взглянуть на брата и чтобы тот не увидел его глаз.

Обратный путь дружины проходил через местность под названием Сурдалар – Южные Долины – и не предполагал возвращения в Силверволл, оставшийся севернее от озера Неро и Арки-варежа. Понимая, что больше не увидит Арнэйд, Свен испытывал смутное сожаление, какого не знал в прежние годы. Когда они уезжали из Силверволла, она всего лишь кивнула ему из-за спины Ошалче и отвела глаза. А будущей зимой он, скорее всего, будет на Хазарском море, и к следующей после нее вернется ли? Да и вернется ли вообще? Но если не вернется, осаживал он сам себя, то в Валгалле найдет дев получше Арнэйд. Однако смутное сожаление не уходило.

– Она мне говорила как-то… – продолжал Свен, вспоминая полутемные сени, невольно округлившиеся, будто в ожидании поцелуя, губы Арнэйд и ее зовущие глаза, – что опасно брать в жены меренскую девку. Уж больно хитрые жены из них выходят. Я так понял, они владеют чарами, чтобы подчинять всех мужчин в семье – мужей, сыновей… Арни, вон, еще не стал старухиным зятем, а уже так рассуждает, будто она ему в ухо шепчет, а он повторяет.

– Арнэйд знает, что это за чары? Их передают через хлеб и питье, да?

– Может, и так. Но ты сильно-то не трусь, – Свен глянул на брата, насмешливо прищурившись. – Мы тоже не в дровах найдены. Материн поясок не потерял?

– Нет, конечно, – Велерад положил руку на пояс, где под одеждой таился сотканный матерью обережный тонкий поясок.

– Если почуешь что неладное, делай вот так, – Свен положил руку на грудь, где висела витая железная гривна с пятью железными же молоточками, – и повторяй: «Именем Тора, я сам по себе». Это отгонит все чужие чары.

Его спокойный голос и уверенный вид утишили тревогу, и Велерад снова повеселел. Не все в Мерямаа были рады русам, многие давали дань неохотно, бросали злые взгляды, ворчали, что без них жилось гораздо лучше, но до открытой вражды не доходило. Со сборщиками каждый раз ездили Даг, как глава меренских русов, и Тумай, младший брат Тойсара, чтобы всем было ясно: дань берется по соглашению со всеми старшими в русских и меренских родах. Сбор в этот раз прошел без столкновений, но злоба в глазах Кастан тревожила Велерада, даже когда он ее не видел. Даже в мирном, гостеприимном Арки-вареже он не чувствовал, что они с товарищами в безопасности: казалось, где-то рядом бродит невидимая волчица, когда угодно способная ухватить острыми зубами. Он знал, кто послал эту волчицу. Если бы не сила Тора, врага троллей, и не мощь материнских защитных чар, как знать, не сгинули бы они здесь, раз уж им не посчастливилось вызвать неприязнь здешней владычицы душ?

Однако и удаче легче заботиться о том, кто старается оставить для беды поменьше лазеек. На прощальном пиру Велерад беспокоился: если Кастан подаст Свену лепешку или пивной ковш у всех на глазах, он не сможет отказаться, ему придется отправить предложенное в рот, иначе это будет оскорбление дому и роду. Но ведь и Кастан, успокоил он сам себя, не посмеет предложить гостю испорченное угощение, когда призвала на него благословение семидесяти семи богов; и уж наверное, само это благословение, «серебряная свеча» у ленгежа, откуда черпают пиво для обрядового угощения, уничтожит злое заклятье. Нельзя одну и ту же лепешку сделать и благословенной, и проклятой. Следить надо за тем, что предложат как бы невзначай…

На глаза ему попалась Алдыви – принаряженная ради пира в кафтанчик из белой тонкой шерсти, с новым косником, звенящим литыми подвесками-лапками. Она тащила деревянное корытце с ржаными тыртышами, начиненными моченой брусникой. Велерад попытался поймать ее взгляд, надеясь на новые важные послания, но Алдыви лишь скользнула по нему равнодушным взглядом, будто вовсе не знала, кто такой этот румяный русоволосый парень в зеленом кафтане. На его вопрос «к Пиамбар» она пока не передала ответа; надеясь на этот ответ, Велерад постоянно носил на поясе то обещанное ей шильце в кожаном чехольчике и день ото дня все больше изнывал от нетерпения.

…Снаружи вновь мела метель. Две тонкие фигурки выскользнули из ворот Тойсара и, укрываясь за пеленой летящего снега, пробежали мимо Русского двора к окраине, где у земляного вала стоял Хравнов двор. Сам кузнец в это время сидел на пиру среди почетных гостей, но некому было задаться вопросом, что у него понадобилось ночным посетителям: приглашенные на пир были в гриднице, прочие – у своих очагов, и увидеть их было некому…

…Обернувшись, Велерад вдруг увидел перед собой Алдыви: держа красивый хазарский кувшин с росписью, она собиралась подлить ему пива.

– Скажи своему брату, – шепнула она, когда Велерад наклонился через стол, протягивая ей чашу, – чтобы он тихонько вышел наружу, будто ему надо…

От нее слегка веяло прохладным и влажным запахом снега, на волосах у висков виднелось несколько капель талой воды.

– Зачем?

– Я шильце где-то обронила, с резной рукояткой рыбьего зуба, – сказала она вместо ответа. – Ты не находил его, добрый человек?

Едва соображая, что все это значит, Велерад снял с пояса шило и положил на стол. Девчонка мгновенно смела его, сунула за пазуху и тут же отошла, не успел Велерад даже придумать еще какой-нибудь вопрос, не то что задать.

– Хравнова мышь сказала, что тебе надо выйти наружу, – шепнул он Свену.

Торжественная часть пира уже закончилась, теперь каждый говорил о чем хотел.