Когда я был настоящим - Том Маккарти

Он протянул двум темнокожим автоматы. Подчиненный Фрэнка протянул им магазины. И то, и другое они держали неуклюже. Ни один не мог как следует защелкнуть свой магазин. Сид показал им, как уткнуть приклад «узи» в живот, под самые ребра, как левой рукой ввести снизу вверх магазин, нащупывая гнездо и зацеп. Они несколько раз попробовали, удовлетворенно кивая, когда получалось. Я им завидовал. Подумал, не попросить ли, чтобы и мне дали попробовать, но решил, что нечего потакать своим прихотям. К тому же, дело не стояло на месте. Фургон с кофе передвинули, место реконструкции полностью очистили от персонала. Двоих темнокожих вели к «БМВ» и вручали им ключи. Мне подавали велосипед. Я взял его, подкатил к телефонной будке, прислонил к ограде прямо рядом с ней, потом открыл дверь телефонной будки и шагнул внутрь.

Уличные звуки отхлынули, и я снова оказался в коконе — в том самом коконе, куда был помещен, когда у меня из стены были выдраны телефонные провода в день заключения договора. В кабинке имелась полочка. Возможно, этот темнокожий, чьи последние секунды я реконструирую, положил на эту полочку свою записную книжку, пока звонил по телефону в последний раз. Какая она была, эта книжка — потертая, толстая и разбухшая? Желтая? Мне она представлялась желтой, потрепанной, но не толстой. Потом она сделалась синей и тоненькой, вроде тех словариков, что бывают в школе.

На окошке над полочкой был нарисован по трафарету силуэт фигурки связного, дующего в рожок. За ним виднелся зарешеченный фасад конторы «Движение», на окне были краской выведены слова «Аэропорты, вокзалы, легкие, перевозки, любые расстояния». Буквы, выведенные белым, имели синий ободок, который залезал направо, за край каждой буквы, так что казалось, будто она отбрасывает тень. Правым концом надпись упиралась в витрину соседнего магазина электротоваров; там была другая вывеска, гласившая: «Свет». Что означает «легкие»? Я снял телефонную трубку. Я не стал ни звонить, ни пихать деньги в щель — просто стоял, держа трубку в руке. Когда моя телефонная розетка была выдрана из стены, она лежала на полу и выглядела омерзительно: что-то, вылезшее из чего-то.

Внутри кабинки было тихо. На улице — никакого движения. Машины моего персонала, растянувшись поперек дороги, образовывали изолирующую стену между зоной реконструкции и внешним миром. Перед и между машинами неподвижно стояли люди — много людей, все мои — и глядели прямо в мою сторону, на телефонную будку. Потом я услышал, как заводится мотор «БМВ»: звук, когда запальная свеча поджигает сжатый бензин, когда расширяющийся газ выстреливает поршнем, снова и снова: сперва медленно, потом быстрее, потом, через несколько секунд, так быстро, что отдельные выстрелы сливаются в гул бесконечного самоповторения, без начала и конца. Дело пошло.

Краем глаза я увидел, как «БМВ» проехала мимо телефонной будки по дальней стороне улицы, и еще — как она отразилась в металле стены кабинки. Снова повесив трубку на рычаг, я открыл дверцу будки. Вышел, развернул свой велосипед и перекинул правую ногу через раму. Двое мужчин выходили из машины, задом въехав туда, куда я им показывал. Они припарковались в точности как надо, ровно там, где я им велел. Очень хорошо. В позвоночнике у меня снова началось покалывание.

Я оттолкнулся ногой от тротуара, и велосипед покатился вперед; руль его подрагивал. Когда его переднее колесо миновало лежавший на земле белый пенопластовый стаканчик, я взглянул вверх и влево, на тех двоих. Вытащив свои автоматы, они держали их наставленными на меня. Тот, что с вест-индским акцентом, открыл огонь. Его автомат издавал страшный шум. Не прошло и полсекунды, как огонь открыл и другой. Одновременный шум двух автоматов был действительно оглушающим. У приветливого мужчины с лондонским акцентом лицо во время стрельбы исказилось. На лице у другого не отразилось ничего — безразличное лицо убийцы.

Покалывание усилилось, когда я приподнял ягодицы от седла и начал остервенело крутить педали: мимо забранных решеткой окон конторы «Движение», вниз по скату, ведущему на Белинда-роуд. Двое продолжали шагать на меня, пересекая Колдхарбор-лейн и стреляя по мере наступления. Прямо перед лужей, в которой вымыли кисть, на обочине Белинда-роуд я резко повернул колесо велосипеда вправо и перелетел через руль. Пока я падал на землю, в голове у меня поднялся настоящий мятеж образов: угол черного бара без названия, золотой отблеск, кусочек неба, фонарный столб, асфальт и цветные узоры, плавающие на поверхности лужи. Когда я перестал катиться и остановился, узоры приняли форму греческих или русских букв. Я отвел глаза от лужи, взглянул наверх, туда, где были мужчины; они перестали стрелять и стояли неподвижно, в точности там, где я велел им стоять, возле шестиугольников-сот на дороге. Все хорошо.

Мужчины ждали, пока я снова поднимусь. Я оттолкнулся руками и заметил, что они онемели. Хорошо — очень, очень хорошо. Я встал и почувствовал, как покалывание бросилось мне в голову. Двое снова начали стрелять. Я отвернулся от них, упал на колени, потом подождал, пока верхняя часть тела опять опустится наземь, чтобы лицо легло на асфальт. Так я пролежал несколько секунд, совершенно неподвижно. Потом перекатился на спину и снова поднялся. Двое садились обратно в машину.

— Подождите! — крикнул я им.

Они остановились.

— Подождите! — снова крикнул я. — Не надо отъезжать. Даже назад к машине отходить не надо. Когда закончите стрелять в меня в последний раз, просто повернитесь ко мне спиной и остановитесь.

— А что нам делать, когда остановимся? — спросил тот, что с лондонским акцентом.

— Ничего. Просто остановитесь и стойте там спиной ко мне. На этом мы закончим всю сцену, только задержитесь ненадолго в этом положении. О’кей?

Он кивнул. Я посмотрел на его друга. Тот тоже кивнул, медленно.

— Хорошо, — сказал я. — Давайте еще раз.

Мы вернулись на свои места. Снова оказавшись в телефонной будке, я посмотрел в окошко. «БМВ» разворачивалась у светофора, рядом с тем коротышкой, которого я заметил прежде. Чуть больше половины персонала и резервной группы решили стоять на том конце площадки и наблюдать оттуда; еще человек восемь собрались на дальнем конце, на том, откуда я появился, под мостом. Стекло в кабинке было чистым, без ряби, в отличие от окон в моем доме. Тем не менее я инстинктивно перевел глаза на крышу здания на той стороне дороги, стал обшаривать ее взглядом в поисках котов, потом осознал свою ошибку и отвернулся.

Решетка на фасаде конторы «Движение», как я заметил, приглядевшись, на самом деле состояла из четырех решетчатых щитов, каждый из которых делился на три части, сделанных из пересекающихся металлических полос. Похоже было на миллиметровку, где большие квадратные участки включали в себя меньшие, которые обрамляли контуры, определяли координаты и взаимное расположение каждой отметки и объекта, лежащих за ними, — готовая сетка для криминалиста. Квадраты сетки были по большей части пустыми. Правда, за левый нижний, ближайший к тротуару на углу Белинда-роуд, были засунуты два букетика цветов. Они висели вверх ногами, обернутые в целлофан. В двух колонках сетки от них располагались выведенные краской слова «Транспортная компания “Движение”. Аэропорты, вокзалы, легкие, перевозки, любые расстояния». Они проходили по всем трем большим квадратам колонки; последние две буквы в слове «движение», «и» и «е», залезали на следующую колонку, ту, что справа; еще правее, на соседней витрине, было написано «Свет». Там говорилось «легкие перевозки», а не «легкие», затем «перевозки» — это я уже знал, просто забыл, что знал.