Дикие цветы - Хэрриет Эванс

– Вообще-то я завела детей довольно рано, – возразила она. – Большинство матерей подростков еще старше меня, если ты можешь себе такое представить, дорогой.

Но Тобиас лишь нервно рассмеялся.

Алтея скучала по Берти, по его прямоте, честности и отсутствию лицемерия, по тому, как они всегда находили общий язык. Ей пришлось избавиться от него, чтобы успокоить Тони. Она уже отчаялась найти себе роль, гадая, не скатится ли снова в безвестность и не останется ли ее единственной ролью роль леди Уайлд, в которой она будет встречать гостей и глуповато улыбаться, держа Тони под руку. Эта мысль приводила Алтею в ужас. А потом она получила текст «На краю».

Она все еще сжимала сценарий в руке, понимая, что тот или окончательно закрепит ее репутацию, или разрушит ее карьеру. Дерзкий, двусмысленный, смелый сценарий не походил ни на что, что она видела по телевидению раньше.

Алтея должна была играть Джейни, разведенную женщину, ищущую себе любовника гораздо моложе ее. В первой сцене она выбирала себе бюстгальтер – кроме того, намечалась постельная сцена после секса. Диалоги в сценарии были настоящими – без вздора, как в «Династии», где на мужчин накладывали столько же макияжа, сколько и на женщин, и все герои непременно возлежали на простынях синего шелка. Но главное – все происходящее в сериале было невыносимо смешным, что ей особенно нравилось. Джейни получилась настоящей, ведь сценарий писала женщина, и Алтея предвидела, что сериал понравится всем ее друзьям, а это, судя по ее скудному опыту, предрекало большой успех. Но как велики были риски…

Прислать сценарий – дерзкая идея Саймона. Он скорее всего сделал это лишь затем, чтобы позлить Тони… Но как же он умен… И как же ужасно будет, если она провалится. Алтея снова почувствовала тошноту. Ей требовалось решить, браться за роль или нет.

«О, горе! О, горе!»

Приглушенный голос Корд доносился сквозь открытое окно, она репетировала арию из «Дидоны и Энея» для прослушивания в Королевскую академию музыки в следующем месяце. Корд занималась минимум два часа в день, включая записи на плеере, подаренном ей дядей Берти столько лет назад – том самом, над которым они с Беном когда-то, склонившись, слушали кассеты.

Алтея потрясла головой, прогоняя слезы – каждый раз, когда она думала о Бене, ее глаза заволакивало влагой, – достала маленькое зеркальце, которое хранила в ящике стола на крыльце, и начала пристально себя рассматривать. Молочно-белая кожа с синими венами, похожими на карандашные штрихи. Глаза, еле заметно выражающие неодобрение. Она всегда выглядела так… разочарованно?

«Когда-то мужчины останавливались посреди улицы, чтобы посмотреть на меня. Не то чтобы я по этому скучаю», — печально сказала она себе, и, внезапно почувствовав холод, подняла колени к подбородку и плотнее укуталась в плед. – «Конечно нет, нисколько. Для женщины погоня за юностью выглядит жалко. Моя молодость была прекрасной, но она уже закончилась».

За обедом она встретилась с Рэем Харрингтоном, австралийским актером, игравшим ее мужа. Его персонажа убили в конце второго сезона. Он ей никогда не нравился: беспокойные руки, вызывающее поведение после выпивки и полное отсутствие актерского таланта. Рэя взяли только из-за внешности. Съев полпорции мусса из лосося, он, с повисшей на подбородке слюной, наклонился к Алтее и сказал мягким, ядовитым тоном:

– Тебе будет очень тяжело стареть – тяжелее, чем остальным. Для такой богини, как ты, это настоящий крах.

Он явно испытывал наслаждение, говоря это. Ей хотелось влепить ему пощечину прямо там, посреди ресторана «Ланганз». Он, с его брюшком и носом с разбухшими венами, бахвалится тем, какие роли ему предлагают, роли настоящих героев, полные содержания, не то что все эти вышедшие в тираж актриски, у которых есть только их внешность… С того обеда Алтея стала одержима идеей молодости. Она стала замечать, что десятки известных актрис просто пропали после определенного возраста, который определялся для каждой уровнем ее известности. Мужчин это не касалось, мужчина мог быть востребован на экране и в шестьдесят, и даже в семьдесят. Это нечестно, черт возьми… Алтея подпрыгнула от неожиданности, когда одно из французских окон с грохотом распахнулось, и на крыльце появился Тони.

– Послушай, дорогая, прости, что я так дурно с тобой обошелся. Наверное, я вчера слишком много выпил. Паршиво чувствую себя с утра. – Тони поцеловал ее в макушку. – Я совершенно отвратителен. Давай не будем ругаться сразу же за завтраком.

Она продолжала смотреть вдаль, еще не чувствуя готовности его простить.

– Что это за новый сценарий? Пьеса? Хочешь, я прочитаю? – Он присел и взял ее за руку. – Алтея? Что стряслось?

Она очень хотела рассказать ему, но не могла. Она хотела, чтобы они оставались командой, как Гай и Оливия: они всегда знали, что будет лучше для другого, они хотели успеха и счастья для другого больше, чем для себя. На глазах Алтеи выступили слезы.

– Ты грустишь из-за Бена, дорогая?

– Нет, – сказала она, но прозвучало это неубедительно.

– Он вернется. Я обещаю.

– Я… – Алтея покачала головой и разжала кулаки.

Тони взял ее за подбородок и очень нежно развернул лицом к себе. Он хорошо загорел, и его лицо выглядело здоровее, чем обычно. Он встретился взглядом с Алтеей, и в его глазах вспыхнул огонек.

– Алтея, – тихо заговорил он. – Дорогая, ты так же прекрасна, как и раньше. Даже еще прекраснее.

Она смотрела на него сквозь полузакрытые веки. Ей было трудно дышать.

– Не надо врать, Тони.

Но в его взгляде читалась абсолютная искренность, словно он смог прочитать ее мысли и знал, что у нее на сердце. Этим трюком он пользовался всю жизнь, черт бы его побрал.

– Это правда, дорогая. У тебя теперь есть то, чего не было тогда.

– Что, морщины? Тони, ради всего святого, ведь речь не только о внешности. Я не манекен в универмаге, а актриса, и чертовски хорошая актриса.

Он рассмеялся и поцеловал ее, положив руку ей на затылок.

– Моя прекрасная девочка, ты лучшая из всех, кого я знаю, – сказал он. – Мне жаль, что ты так расстроена. Могу я чем-нибудь помочь?

Алтея прочистила горло.

– Это все из-за «Хартман-Холл», – сказала она правду. – Меня выгоняют.

– О, – кивнул Тони. Он не стал имитировать сочувствие, вместо этого с минуту стоял и размышлял, прищурившись. – Думаю, это к лучшему. Да, бесспорно. Ты обязательно найдешь что-нибудь другое. – Он осекся. – Господи, я так виноват! Я был таким мерзавцем, пока ты проходила через это.

Она утомленно пожала плечами.

– А ведь когда-то мне было не все равно, – холодно сказала она. – Я так терзала себя, когда мы только начали встречаться… Когда я думала: я могу ему помочь, после всех этих обещаний, что мы дали друг другу…

– Алтея, дорогая, не говори так. – Его словно пронзило молнией. – Мне так жаль.