Заговор против Афин - Рю Эмерсон

ответила она, доставая длинный, отлично заточенный кинжал и удерживая его острием на кончике пальца. Сказав это, она сверкнула глазами на бесполезного болтуна: — А ты сиди смирно.

— Мне пора в лавку… — начал он, но Зена зловеще усмехнулась, и Петер затих.

— Зачем тебе в лавку? Ты же за хлебом пришел, вот и дождись его.

— С удовольствием, — промямлил торговец и забился в угол.

У противоположной стены зашевелился Пиксус и хотел что-то сказать, но раздумал. Зена подбросила кинжал, ловко поймала его и стала чистить им ногти, время от времени поглядывая на распластанных у ее ног негодяев. Бандиты вздрагивали и принимали смиренный вид. Пекарь поморщился и опасливо подошел к злодеям, разворачивая бечеву.

Он почти закончил, когда у входа зафыркали лошади, переступая с ноги на ногу; раздалось ржание. Зена подвинулась, спрятала кинжал за спиной и обошла пекаря, знаком приказав ему молчать. Люди Пиксуса с надеждой завозились: хотя двое были покалечены так, что их уже ничто не волновало, остальные явно рассчитывали на избавление. Воительница выглянула на улицу, держа нож наготове, но тут же вернулась:

— Это Адрик.

— Слава богам, — воскликнул Уклосс, затягивая потуже узел и не обращая на рычание Пиксуса никакого внимания. Потом он отошел и, остановившись в пяти шагах от кучи связанных вояк на полу, прислонился к прилавку, где стояли несколько плошек, прикрытых чистыми салфетками. Элизеба давно уже сидела неподвижно: с тех самых пор, как она устало улыбнулась вошедшему Петеру. Теперь ее глаза были закрыты, и Зена решила, что женщина дремлет.

Адрик замер у входа, а за его спиной послышался шорох. Юноша обернулся и выскочил на улицу прежде, чем воительница успела его остановить. Мгновение спустя он вернулся:

— Кажется, это царские стражи, — неуверенно сообщил он.

— Я посылала за ними Кратоса, — объяснила Зена. — Может, хоть раз случится то, что мы ожидаем.

Всего за несколько минут в пекарне воцарился благословенный покой, комната опустела. Воины Тезея запихнули предателей в повозку, и она, поскрипывая, двинулась к дворцовой темнице. На козлах сидел Адрик, по бокам ехали на стройных скакунах пятеро прекрасно вооруженных суровых стражей. Пленники уже потеряли всякую охоту сопротивляться, и только Пиксус вздумал браниться, но воины в гордом молчании взирали на него из-под шлемов. Скоро бандит замолчал.

Уклосс метался по пекарне, лихорадочно досыпая в чаны с тестом муку, изюм и орехи, вылепливал булочки, подбрасывал дрова. На ветру хлопал отвязавшийся навес, и пришлось срочно его поправлять. Распахнутые ставни пропускали внутрь прохладный воздух, иначе в пекарне стало бы невыносимо жарко.

Хозяин убедил Элизебу прикорнуть в кладовой, и когда несколько секунд спустя Зена заглянула в комнатушку, женщина глубоко спала. Усталая мать Кратоса уютно свернулась калачиком на куче соломы, служившей пекарю постелью, когда он проводил в лавке всю ночь. «У нее был тяжелый день», — посочувствовала воительница и, вернувшись в главное помещение, подняла корзину, которую Элизеба метнула под ноги стражам. Она забросила корзину на место и постояла у двери, прислушиваясь.

Воины увели лошадей, навьючив на них трофейное оружие: они забрали все, но сказали, что продадут коней и оружие, а деньги раздадут бедным, — такое решение казалось Зене совершенно справедливым.

На улице было очень тихо, небо по прежнему оставалось темным. Через два дома от пекарни сквозь туман просматривался фонтан, стоявший на широкой площади. Не видно было ни души. Зена прищурилась, шагнула на улицу и вгляделась в том направлении, куда указывал Петер. Сейчас над городом висела тьма, но даже при свете воительница ничего бы не увидела: дома стояли в полном беспорядке, заслоняя друг друга и отбрасывая густую тень. Еще утром Зена убедилась, что афинские задворки — сущий лабиринт, впрочем, как и все старые бедные застройки, какие ей довелось повидать. Широкие мощеные улицы вдруг превращались в тесные улочки с покосившимися хибарами, и вместо того, чтобы идти по прямой, приходилось плутать по извилистым дорожкам. На месте развалившихся зданий чернели проемы, со временем обреченные превратиться в новый проход, а где-то взамен вырастали дома и лавки.

Превосходное место для засады, Бризус сделал правильный выбор. Позади фонтана дома теснились так близко друг к дружке, что между ними не проехала бы и ручная тележка. Узкие дорожки вились в направлении берега, а оттуда ждать угрозы не приходилось никак. Засада выйдет идеальная: закоулки, переходы, темнота, но ведь ловушку может организовать и Зена.

«У статуи Ники — какое странное место», — воительница обернулась и перевела взгляд на пекарню. У двери сидел на полу торговец пергаментом; поджав ноги и положив на худые колени подбородок, он ничего не выражающим взглядом смотрел перед собой. Наверное, размышлял, уцелела ли его лавка.

«Интересно, вдруг…» — но мысль ускользнула от Зены. Тогда воительница выругалась и встряхнула головой. Вспомнится когда-нибудь. Лишь бы не слишком поздно.

Словно услыхав ее мысли, Петер поежился и встал на ноги:

— Мне, пожалуй, пора…

— Сядь, — веско приказала Зена. Одарив его убийственным взглядом, заставлявшим замолчать даже Габриэль, воительница вошла в комнату и потянула торговца за собой.

— С чего это двое людей Бризуса громко спорили посреди ночи — там, где ты наверняка услышишь их, северянин?

— Я… Э… А… — пробубнил он, глядя на нее стеклянными глазами. Зена встряхнула торговца, прижала к стене и, приблизив к нему лицо, безмолвно ждала ответа. Тот обмяк.

— Говорил же им, ты не поверишь…

— Говорил им?! Кому это? Отвечай, жалкий предатель!

Петер посмотрел на нее несчастными глазами:

— Твой старый дружище Бризус узнал от Мондавиуса, что мы говорили в ту ночь, когда делили бесплатный кров в темнице. Потом этот мерзкий страж, Агринон, сообщил хозяину, что Габриэль была в моей лавке. Бризус немедля явился ко мне, привел Офера, а тот нес здоровенный кувшин масла для светильника. Пригрозили облить мою лавку и поджечь, если не послушаюсь приказов.

Торговец покачал головой. Зена молча ожидала продолжения.

— Вот и все, что мне известно, клянусь! Я не за Бризуса, честно. На что мне это нужно? Я продаю пергамент, — сказал он и поправился: — Вернее, продавал. Я уж давно ушел, и лавка моя, наверное, сгорела дотла. Офер спалил ее подчистую и вернулся допивать свое вино. Бризус был не в духе и хотел потешиться.

— На него похоже. Говори.

— Думаю, Офер тоже был не против повеселиться и разлил масло. Бедные, бедные мои свитки! — Петер замолчал.

— Мог бы сразу все рассказать.

— Я не посмел! «Покровители» грозили, что пошлют человека подслушивать под дверью, и, если я что сделаю не так, он вернется к Оферу и прикажет… — бедняга сглотнул, — обратить мою лавку в