Привет, сосед! - Лея Кейн

— Люблю, — шепчу ей на ухо, покусывая мочку, вдыхая потрясный запах ее волос, кончиком языка собирая капельки пота с ее тонкой шеи.

Никому никогда в любви не клялся. Ни до секса, ни во время него, ни после. Мог пару ласковых сказать, чтобы чики подо мной не зазевали, но точно не о любви.

Никто так не возбуждал. Ни к кому не хотелось прижаться с таким остервенением. Ни одна соска не доводила меня до вспышек перед глазами.

Ненасытно впиваясь в ее губы, с ума схожу от мысли, что она принадлежит только мне. Будоражат ее стоны, влажный звук наших липких тел, череда судорог, обрушивающихся на нее снова и снова.

И только упав на кровать перевести дыхание, я осознаю, какую роковую ошибку едва не совершил. Струсив. Решив пойти на поводу отца. Ошибочно веря, что так уберегу Колобка и нашу дочь от щупалец его мести.

Она крепко прижимается ко мне, пока я пытаюсь сфокусировать зрение на люстре. Обнимаю ее одной рукой, губами касаюсь ее влажного лба и тихо спрашиваю:

— Все хорошо?

— Чудесно, — мурлычет она, носом ткнувшись в мою грудь.

— Согласен, — улыбаюсь и откидываюсь на подушку.

Сердце, не найдя себе места в груди, силится выпрыгнуть через пятки. По всему телу течет настоящая лава. Сжигает меня. Дотла. Представляю, что будет с нами, когда Габи освободит свою мать. Мы с Колобком явно умрем в один день. Или в одну ночь. Пожирая друг друга в постели.

— Де-е-ем, — тянет она, отдышавшись, — когда ты догадался?

— Как только тебя встретил.

— Не заливай, — хихикает она, пальцем водя по моей груди.

— Вчера. В ресторане. Когда ты Серебрянской про ДНК-тест сказала, — признаюсь без преувеличения. — Из-за твоей твердости в голосе щелкнуло что-то.

— И ты молчал? В бане? За столом? Сегодня утром?

— Ты молчала дольше.

— Не поспоришь, — вздыхает она. — Так что там за история с твоей бывшей? — ее тон меняется, но чувствую, что она хочет знать правду.

Быстро обдумываю, как бы преподнести все так, чтобы не расстроить ее, не задеть, не вызвать ревность. Особенно у дочери, которая начинает попинываться. Проснулась, малышка.

— Она узнала, что я изменил ей в свой день рождения. Нашла у меня сережку твоей подружки, а я не стал врать. Задрали меня ее истерики. Она сделала вид, что простила. Но сама трахалась с Арсом у меня за спиной. Целых три месяца. Когда спалилась, мы расстались. Пару месяцев от нее не было ни слуху ни духу. Потом заявилась ко мне на Новый год. Я нажрался в хламину.

— И вы переспали. — Колобок приподнимается на локте и смотрит мне в глаза.

На секунду так стыдно становится, словно изменил ей.

— Наутро я понял, что в покое она меня теперь не оставит, и начал искать новую квартиру. Так я стал твоим любимым соседом. А сегодня она сунула мне в нос справку о своей беременности.

— Ты никогда не предохраняешься? — спрашивает она с укором.

— Всегда предохраняюсь! — заявляю уверенно, и ее губы изгибаются в полуулыбке. — С тобой не считается, — поправляюсь, убрав опустившуюся на ее лицо прядь. Растрепанная, она еще красивей. — Не хочу посвящать тебя в подробности той ночи, но… от такого секса не беременеют.

— В смысле?

— Она не той щелью работала, — отвечаю, успев возненавидеть себя за такие признания.

— Оу…

— Держит меня за идиота. Думает, я совсем нихрена не помню. Если она и беременна, то не от меня. Вот только козыри все равно на ее стороне. Папаша поклялся уничтожить меня вместе с тобой, нашей дочерью и твоими родными, если я не женюсь на Серебрянской. Он уже столько инфы собрал, сколько я о тебе не знаю.

— Что именно? — уточняет Колобок, напрягшись.

— Грозится оставить тебя без квартиры, а твою маму без работы и с судимостью за финансовые махинации. О нормальной работе и роддоме, разумеется, мы не смеем даже мечтать. Он раздует эту историю, а господин Серебрянский за свою «несчастную» брошенную дочь меня с лица земли сотрет. — Тяжело вздохнув, я поджимаю губы. Презираю себя за то, что ни черта сделать не могу. — Так нельзя, но я ненавижу своего отца. Мне было бы намного легче, окажись я приемным.

— Дем, однажды ты уже ушел из дома. Ничего толком не добился, но и обратно не пополз. Если бы я не позвонила твоему отцу, вы бы до сих пор не общались. Я знаю, ты можешь противостоять ему. Никто, кроме тебя, не знает его лучше. А у всех есть слабые места.

— Рядом с ним я ничтожество.

— Это он тебе внушил! — настаивает Колобок. — А знаешь кого я в тебе увидела? Человека, который не отступает! Добивается своей цели! Дем, поверь, я привыкла к трудностям. Меня не пугает перспектива рожать дома. Ланкина бабушка всю жизнь акушеркой работала. Она стольким детям помогла на свет появиться. Ну не пустят меня в роддом, значит, она роды примет. А квартира эта столько нервов у меня вытрепала, что пропади она пропадом!

Сказать, что я охреневаю от ее заявлений, это ничего не сказать. Она готова пойти за мной в огонь и в воду. Я прибился к ней с пустыми карманами, безработный бомж, тянущий за собой вагон проблем, а она уверена во мне больше, чем я сам в себе.

Трель входящего сообщения заставляет меня свиснуть с кровати. Подтягиваю к себе джинсы и достаю из кармана мобильник. Меньше всего хочу вдруг узнать, что отец снова отправил мать в дурку. А он может преподнести ей такой подарок на восьмое марта, если она вступится за меня. Такое уже случалось.

— Что там? — Колобок поглаживает меня по плечу.

Засмеявшись, ложусь обратно на подушку.

— Кто-то нашел мою карту и купил себе чипсов.

— Надо заблокировать.

— Не волнуйся, папаша сам все устроит. — Откладываю мобильник на тумбочку и смотрю на Колобка.

Нельзя допустить, чтобы она разочаровалась во мне. Только не с такой сильной верой в меня. Все-таки я же не совсем болван. Просто надо пораскинуть мозгами.

Пальцем провожу по руке Колобка и интересуюсь:

— А что там с твоей квартирой?

— Ой, это долгая история, — отмахивается она.

— Мы никуда не торопимся. — Запрокидываю руку за голову и поправляю подушку, ложась повыше.

— Хочешь потягаться со своим отцом? А лоботомия не эффективней?

— Ты ж мое солнышко. Кровожадное, — улыбаюсь я. — Обещаю, если мой план провалится, спущу тебя с цепей. — Она смеется, покачав головой. — Давай выкладывай.

Накинув на себя шелковый халатик, Колобок встает с постели и суется в шкаф. Вытащив из ящика толстую папку с документами, протягивает мне.

— В общем, изначально эта квартира принадлежала моей бабушке. У отца своего жилья не было, а совместное с мамой после развода ей досталось. — Она присаживается на край кровати и убирает локон за ухо. — Когда бабушка умерла, тетка, папина сестра, отказалась от своей доли в пользу бедного братца. А когда и его не стало, она заявила мне, чтобы я гнала ей законную половину. Я, само собой, встала в позу. По-хорошему, у бабушки ведь трое внуков — я, Ваня и Васька. Значит, и делиться она должна на троих. Но та заладила, что Васька вне брака рождена, типа вообще неизвестно, от кого. Тут-то меня и понесло. Плевать я хотела, что она о больном брате ухаживала и похороны организовывала. Он ей тоже помог Ваню вырастить. Короче, я психанула и решила, что хрен ей, а не доля. Она сразу в суд. Но я зубами вцепилась в квартиру, нашла хорошего адвоката и отжала ее. Ване и Ваське я сказала, приходите живите. Если захотите свой угол — без проблем. Деньги найду. Займу, возьму аванс, кредит, но каждому по доле выплачу. Тетке же ни копейки с нее не дам.