Прыжок Волка - Вадим Тарасенко

— Эльдира…

— Рахад…

— А-а-а-а — женский крик, как и тела, переплелся с мужским рычанием.

— А-а-а-а, — Сарб изо всех сил тянул на себя штурвал, тянул до кругов перед глазами, до ощущения крови в груди.

А Арикдна была вот, рядом, протяни руку и достанешь. А до горизонтали было еще градусов десять — целых две секунды полета, которых уже не было.

Флайер крылом зацепил параболическую антенну, стоящую на крыше одного из зданий. Треск, удар, сильная боль в груди и темнота…

"Прости, Мулл… мама…"

От удара флайер почти мгновенно развалился на куски. Перегрузки всплеснулись до сорока единиц. И внутри агонизирующего флайера прошла последняя в его жизни команда. За полсекунды до того, как могучие силы инерции раскидали на сотни метров останки летательного аппарата, датчик перегрузки успел подать сигнал на пирозаряды, установленные под всеми креслами флайера. Еще одну десятую секунду срабатывали эти пирозаряды, соединяющие части фюзеляжа между собой и крепящие кресла к флайеру. Одновременно специальные кронштейны фиксировали тела в выстреливающихся креслах. Точнее, фиксировали одно тело, находящееся в пилотском кресле. Все остальные кресла были пусты. После того, как Сарб начал резко выводить флайер из крутого пике, перегрузка бросила охранников и пилота на пол и прижала к нему, не давая возможности подняться на ноги. Пилот Торри, повинуясь профессиональному инстинкту, диктовавшему, что в любом случае лучше находиться в кресле, сумел таки подняться на колени и, обливаясь потом, схватиться рукой за ближайшее кресло. Изо всех сил он потянул его на себя. На лбу мужчины вздулись вены, Торри приподнялся с колен… Сильный удар бросил его грудью на кресло и в то же мгновение сработал пирозаряд. Выпущенное словно из катапульты кресло, отбросило пилота и унеслось прочь.

Вылетевшие из разваливающегося флайера кресла стабилизировались в воздухе, из их спинок выстреливались парашюты и вот уже с десяток красивых, ярко-оранжевых цветков медленно опускались вниз, где горели останки флайера и людей.

Первое, что увидел Сарб, когда пришел в себя и открыл глаза, было перекошенное от злобы лицо молодого человека, который доставил его от Харка в институт проблем гиперпространственных перемещений.

— Господин Сарб, похоже этим поступком Вы выписали себе билет на Гамед.

"Сосунок, не тебе это решать", — бывший директор Службы Государственной безопасности не отказал себе в удовольствии улыбнуться и блаженно закрыть глаза. Заслужил!

Ведь он только что понял причину исчезновения звездолетов при гиперпространственных переходах! Вернее не он, а Мулл или его дух, Сарб не стал углубляться в такие подробности. Главное, он знал почему. А знать, это уже пятьдесят процентов решения проблемы. Значит осталось добрать оставшиеся пятьдесят процентов.

"Ничего, доберу. Мулл поможет. Спасибо, Вали", — Сарб мысленно поблагодарил погибшего ученого.

И он даже не поморщился и не открыл глаза, когда чьи-то грубые руки стали вытаскивать его из пилотского кресла.

Сарб не видел, но знал, чувствовал, что над ним сияет ласковая Парма и что небо синее. Он был жив и уже знал, почему происходят сбои при гиперполетах. Черт возьми, день сегодня точно удался. Еще бы один такой денек, чтобы ответить на вопрос: "Как?". Как залечить раны пространству, нанесенные ему бесчисленными гипепространственными переходами.

"Ничего, отвечу. Если надо сотни, тысячи людей угроблю, а отвечу".

Как раз в этот момент обезображенные, обгоревшие трупы двух охранников и пилотов грузили в специальный флайер.

Как бы медленно не шел командир отдельной роты специального назначения ГРУ майор Андрей Кедров к себе домой, короткий путь быстро закончился, упершись в рукоятку входной двери квартиры.

В голове было пусто. Первоначальный гнев, вызванный увиденными фотографиями и комментариями подполковника Руднева, куда-то исчез. Осталась лишь какая-то мерзкая, слякотная пустота. Словно раздетый стоишь на пустынной холодной улице и по твоему телу противно катятся капли дождя.

Что дальше делать, Андрей не знал. Хотя решение было очевидным. Рывком открыть дверь, зайти в квартиру, кинуть перед Камиллой эти проклятые фотографии, а потом, наотмашь несколько раз хлестнуть ладонью по щекам. Может на том свете тем двум ребятам, которых дагестанка била ногами, а потом, возможно, перерезала горло, станет чуть легче… И смотря в эти большие, черные глаза прохрипеть:

— Что, приятно было под Гиляром лежать? Или сколько у тебя их было? А захваченных русских солдат приятно было избивать? И руки не дрожали, когда ты им перерезала горло?

Схватить ее за руку, а лучше за эти роскошные смоляные волосы и отволочь на гауптвахту и держать там до отлета в Дагестан. Потом в самолет и вытолкнуть взашей на аэродроме в Буйнакске. Иди и благодари, что заслуженную пулю в лоб не получила.

Так надо было поступать. Но перед мужчиной стояли эти омуты черных глаз, а его тело помнило нежное и одновременно сильное другое горячее тело и все те ощущения, которое оно доставляло. А в ушах стоял горячечный гортанный голос, шептавший то, что стыдно было даже не то, что говорить, а даже писать, но что хотелось и хотелось услышать.

Кедров нажал кнопку звонка.

"И создал Бог женщину… Зверек получился коварный, но интересный", — мелькнуло в голове комроты, прежде чем он переступил порог собственной квартиры.

Прошел один день, потом другой, за ним последовал третий. Кедров так и не показал фотографии Камилле. Несколько раз, глядя ей прямо в глаза, он порывался встать, вытащить их из-за спинки дивана и… Фотографии все также оставались там, куда он их спрятал от девушки. Камилла недоуменно смотрела на него, ничего не понимая.

— Что-то случилось, Андрей? — несколько раз спрашивала она и, получив отрицательный ответ, молча опускала голову.

"Западная женщина уже бы извела своего благоверного вопросами, а восточная просто опускает голову. Если мужчина не говорит, значит так нужно", — Кедров поймал себя на мысли, что хоть как-то пытается оправдать Камиллу.

Не смея приставать с расспросами, девушка решила размягчить мужчину древним, как мир способом. Если и раньше ночи Камиилы и Андрея были до отказа наполнены страстью, жаром, бешенным стуком сердец и такими выкрутасами тел, что всякие новомодные упражнения на растяжку просто отдыхают, то сейчас девушка превзошла саму себя. Если бы всю страсть, которую она в последние дни излила на Андрея каким-то волшебным образом передать Кавказским горам, то, наверное, старый, дряхлеющий горный массив забурлил бы вулканами как в молодости, изливая из своих недр раскаленную лаву. А Андрей был отнюдь не дряхл, поэтому бурлил и изливал без всяких бы…

Каждый раз, выключая свет и ложась на диван, он давал себе слово, что сегодня все, что это низко, некрасиво принимать ласку от рук, которые запачканы кровью твоих соотечественников и коллег по нелегкому воинскому ремеслу. Что, занимаясь любовью с Камиллой, ты предаешь этих ребят. И еще как занимаясь… Но слышался легкий шорох и гибкое тело ныряло ему под одеяло. И слово «нет» тонуло в жадно открытом женском рте, готовым хоть всю ночь ласкать каждый миллиметр его тела, отражалось от влажного языка, юрко проникающего ему в рот как предтеча тех ласк, которые бурлящим потоком следуют за ним. Утром приятно ныло тело, и вновь покорная девушка была перед ним.