Призраки двадцатого века - Джо Хилл

Миссис Презар вышла из магазина. Она отсутствовала не более минуты и, похоже, ничего не купила. Одной рукой она тесно запахнула свой жакет, вероятно спасаясь от порывистого ветра. Ее глаза на миг остановились прямо на Уэйте, но женщина никак не показала, что узнала его или хотя бы заметила. Она упала на водительское сиденье, захлопнула дверцу и выехала с парковки задним ходом с такой скоростью, что взвизгнули шины.

Когда он стриг ее газон, она тоже едва ли замечала его. Он помнил, как однажды, закончив работать во дворе, он вошел в дом через стеклянную дверь гостиной. Муж миссис Презар преуспевал, он возглавлял компанию, связанную с какими-то широкополосными сетями, и двор Презаров был самым большим на улице. Уэйт с раннего утра подрезал траву на их лужайке и весь обгорел на солнце, чесался от пота, к рукам и лицу пристали травинки. Она говорила по телефону. Мужа дома не было. Его никогда не было. Дети тоже ушли куда-то с няней. Уэйт стоял у двери и ждал, пока она заметит его присутствие.

А миссис Презар никуда не спешила. Она сидела у низкого столика, крутила пальцем прядь желтых волос, покачивалась на стуле, время от времени смеялась. Перед ней россыпью лежали кредитные карты, и она рассеянно передвигала их с места на место. Даже когда он прокашлялся, чтобы привлечь ее внимание, она не соизволила взглянуть на него. Он прождал так не менее десяти минут, и, только повесив трубку, она повернулась к нему лицом. Любезность и разговорчивость телефонной беседы сменились официальностью и высокомерием. Она сообщила ему, что следила за его работой и не собирается платить ему за болтовню с каждым, кто проходит по тротуару мимо дома. Также она слышала, как он наехал на камень, и если лезвие газонокосилки повреждено, она заставит его заплатить за покупку нового. Работа стоила двадцать восемь долларов. Она дала ему тридцать со словами, что ему повезло и он мог вообще остаться без чаевых. Когда он уходил, она уже снова смеялась в телефонную трубку и передвигала мизинцем кредитки, составляя из них рисунок — букву «П».

Сигарета почти закончилась, но Уэйт решил выкурить еще одну, а потом вернуться в магазин, однако не успел. Дверь распахнулась, и на улицу вышла миссис Бадиа, одетая в черный свитер и белый жилет с бейджиком «Пэт Бадиа, управляющий». На холоде она сморщилась и обхватила себя руками.

— Сара рассказала мне о том, что произошло между вами, — начала миссис Бадиа.

Уэйт кивнул, ожидая продолжения. Миссис Бадиа была неплохой теткой. Иногда они даже подшучивали друг над другом.

— Иди-ка ты лучше домой, Уэйт, — сказала она.

Он бросил окурок на черный асфальт.

— Ладно. Завтра я приду пораньше и отработаю эти часы. Когда ее не будет в магазине. — Он махнул головой на дверь, показывая, о ком говорит.

— Нет, — сказала миссис Бадиа— Завтра приходить не надо. Жду тебя во вторник, получишь чек и расчет.

Почему-то он не сразу понял, о чем она. А когда до него дошло, он почувствовал, как лицо заливает волна жара.

Миссис Бадиа продолжила:

— Нельзя угрожать тем, с кем работаешь, Уэйт. И меня уже тошнит от жалоб на тебя. Я устала улаживать одну неприятность за другой. — Она состроила гримасу, кивнув на дверь: — У нее сейчас нелегкий период в жизни, а ты заявляешь, что вырвешь ей язык.

— Я не говорил… это ее пирсинг… вы хотите знать, что я действительно сказал ей?

— Не особенно. Зачем?

Но Уэйт не ответил. Он не смог бы пересказать ей слова Кенсингтон, потому что не расслышал всего… и вряд ли стал бы говорить миссис Бадиа даже о том, что услышал. Ведь речь Кенсингтон касалась его неумения читать. Уэйт всегда избегал любых разговоров о его проблемах с грамматикой, правописанием и прочим. Они неизменно приводили к такому смущению, что он был не в силах это вынести.

Миссис Бадиа смотрела на него, ожидая, когда он заговорит. Однако он молчал, и она сказала:

— Я дала тебе столько шансов, сколько смогла. Но в определенный момент наступает предел. Несправедливо требовать от тех, кто с тобой работает, чтобы они мирились с подобными вещами и дальше. — Она задумчиво разглядывала его, покусывая нижнюю губу. Затем, бросив случайный взгляд вниз, она отвернулась со словами: — Завяжи шнурки, Уэйт.

Она вошла в магазин, а он остался стоять у стены и растирать заледеневшие пальцы. Медленным шагом он обошел здание по фасаду, свернул за угол, которого не видно с улицы, согнулся и сплюнул. Потом он выбил из пачки еще одну сигарету, прикурил ее и затянулся. Он ждал, когда перестанут дрожать колени.

Он всегда думал, что нравится миссис Бадиа. Иногда он задерживался, чтобы помочь ей закрыть магазин, что не входило в его обязанности — просто с ней приятно было поболтать. Они говорили о фильмах или о причудах покупателей, и миссис Бадиа выслушивала его истории или мнения, как будто ей действительно интересно. Для него это было совершенно новое ощущение — нормальные отношения с работодателем. Но в результате все обернулось дерьмом, как всегда. Кто-то испытывал к нему неприязнь, точил на него зуб, и никому не пришло в голову узнать, что там на самом деле. Никто не стремился выслушать обе стороны и получить полную информацию.

Она сказала: «Меня тошнит от жалоб на тебя», — но не сказала, кто именно жаловался и на что.

Она сказала: «Я устала улаживать одну неприятность за другой», — но ведь каждый случай нужно судить отдельно, а не вкупе со всеми остальными так называемыми «неприятностями»?

Он отбросил сигарету — она ударилась об асфальт и рассыпалась красными искрами, — повернулся и пошел. Выйдя из-за угла на улицу, он ускорил шаг. Окно магазина сплошь залепили киноафиши. Между плакатами «Черной дыры»[54]и «Других»[55]к стеклу прильнула Кенсингтон. Ее глаза покраснели, а по мечтательному выражению лица Уэйт понял, что она считает, будто его и след давно простыл. Разумеется, он не удержался и прыгнул на стекло, стукнул пальцем прямо в то место, к которому с другой стороны прижималось ее лицо. Она отпрянула назад, вытянув рот в форме перепуганного «О».

Уэйт развернулся и зашагал через парковку перед магазином. Неожиданно с проезжей части вывернула машина, и водителю пришлось ударить по тормозам, чтобы не сбить его. Сердито рявкнул сигнал. Уэйт оскалился и вскинул вверх палец, уходя прочь. Он уже пересек залитую бетоном площадку и нырнул в поросший кустарником, закиданный мусором лес.

Он шел по узкой тропе; он всегда выбирал этот путь, если не находилось никого, кто мог бы подвезти его домой. Среди деревьев встречались гнилые, набухшие водой матрасы, набитые мусором мешки и ржавые кухонные принадлежности. Где-то неподалеку бежал веселый ручеек, берущий начало на ближайшей автомойке. Уэйт не видел его среди густого кустарника, но слышал, как журчит вода, и различал запах дешевой полироли и шампуня для чехлов с вишневым ароматом. Уэйт не торопился, он шел, втянув голову в плечи. В сгущавшемся сумраке раннего вечера трудно было разглядеть тонкие ветки, так и норовившие выскочить перед лицом Уэйта; он не хотел бы наткнуться на одну из них.