Однажды в Америке - Гарри Грей

— Конечно. Берите, сколько хотите. Каждая из них обходится нам в двадцать пять центов.

— Только и всего? — удивился Химмельфарб. — Господи, какая прибыль!

— Естественно, — вставил я. — У правительства США расходы на изготовление десятидолларового банкнота составляют всего один цент. Это потому, что у них больше машин и крупнее тиражи. Вам это понятно, правда? Вы ведь сами бизнесмены. Чем крупнее производство, тем меньше производственные расходы — таково обычное правило в бизнесе, так?

Все трое глубокомысленно кивнули.

— Ясное дело, — пробормотал старший.

Я продолжал:

— Кроме того, насколько я знаю. Профессор использует бумагу лучшего качества, чем правительство. Поэтому и печать обходится дороже.

Я подумал, не слишком ли переборщил. Я посмотрел на них. Нет, было видно, что они заглотали всю наживку, вместе с крючком, леской и грузилом.

Младший из Химмельфарбов смело выступил вперед:

— Мы слышали, как вы говорили о цехе. У нас есть отличное помещение, в которое можно поставить эту печатную машину, мистер Макс.

— Ну, я не знаю. — Макс был в явном сомнении. — Обычно мы не ищем партнеров. Хотя, с другой стороны, у нас полно всяких других дел. — Он вопросительно повернулся к нам.

Я сказал:

— Прибыли хватит на всех. По-моему, они честные люди, Макс.

Старший Химмельфарб серьезно кивнул:

— Да, у нас хорошие рекомендации.

Макси сказал:

— Честно говоря, не знаю. Может быть, да, может быть, нет. — Он потер подбородок, как будто всесторонне взвешивая поступившее предложение. — Ладно, я скажу вам, как поступлю. Я возьму вас в дело на равные доли. Машина стоит тридцать пять тысяч долларов. Я дам двадцать тысяч, а вы, парни, только пятнадцать, потому что я собираюсь воспользоваться вашим помещением. Идет?

Макси знал, что рыба крепко сидит на крючке. Без особой спешки, твердой и умелой рукой он начал наматывать леску. Макс вытащил пачку денег и на глазах у изумленных братьев отсчитал двадцать тысяч долларов.

Он небрежно бросил их старшему Химмельфарбу:

— Пусть деньги лежат у вас. Будем считать вас казначеем, ладно? А теперь давайте выпьем за новое партнерство.

Макси сделал последний маневр. Рыба билась в корзине, и он закрыл крышку.

Косой вышел в бар и заказал выпивку. Мо принес двойное виски. Мы выпили за успех предприятия.

Младший из Химмельфарбов суетился на полу, собирая десятки и говоря извиняющимся тоном:

— Ведь это всего лишь образцы, верно?

Я заметил, что Макса это слегка задело. Он взял младшего брата под руку и повел его вместе с остальными к двери со словами:

— Вот что я вам советую — сходите в Публичный национальный банк и попробуйте предъявить эти «образцы». Не забудьте, что сегодня суббота, так что банк открыт только до середины дня. Возвращайтесь сюда примерно через час. Тем временем я договорюсь с Профессором, чтобы он доставил машину в ваш цех. Что скажете, компаньоны?

При слове «компаньоны» их лица засияли. Я представлял себе, как они гордятся, что стали партнерами знаменитого Большого Макси, человека, которого боятся и уважают все: полицейские, политики, профсоюзные боссы, торговцы оружием, весь мир. Большой Макси, миллионер, бутлегер, владелец игровых автоматов, у которого деньги лежат, как грязь, и который обращается с ними соответственно. Компаньоны! Их лица просто светились от гордости. Теперь-то, думали братья, их больше никто не посмеет тронуть. Теперь они сами могут угрожать кому угодно. Они — компаньоны Большого Макси. Я видел, что в них проснулось новое самоуважение. Братья пытались сдержать бурлившую в них радость.

Старший Химмельфарб протянул руку:

— Для нас большая честь быть вашими друзьями и партнерами, мистер…

Макс его перебил. Он скромно произнес:

— Зовите меня просто Макси.

Химмельфарб замялся, потом рассмеялся и сказал:

— Да, мой друг Макси. Мы вернемся через час. До свидания, мистер Лапша, до свидания, компаньоны.

Макси похлопывал их по спине, незаметно подталкивая в дверь.

— До встречи, компаньоны. Ждем вас через час.

Они вышли, смеясь и махая нам руками.

Как только дверь за ними закрылась, Макс щелкнул пальцами и кивнул Косому.

— Быстро за ними. У этих ублюдков мои двадцать штук.

Косой отправился вести слежку.

Макси подошел к телефону и позвонил Профессору в его магазин, сказав, что хочет поговорить с ним лично. К счастью, он был на месте. Макс сказал, что намечается дело. Профессор пообещал, что будет у нас через двадцать минут.

Макси угостил Патси и меня «Короной». Мы закурили и сели, попыхивая сигарами.

Макси спросил:

— Что вы думаете?

Я сказал:

— По-моему, все хорошо. Они — типичные бизнесмены. Готовы на все, чтобы заработать свой честный доллар.

Патси прибавил:

— Ясно, они купились с потрохами.

Появился Мо с новой порцией спиртного и вопросом: «Хотите освежиться?»

Макси сказал:

— Ты читаешь наши мысли.

Мы стали медленно потягивать из бокалов, погрузившись в размышления.

Профессор не заставил себя ждать. Ровно через двадцать минут он был у нас. Мы обменялись церемонными рукопожатиями. Он это любил. За последние несколько лет Профессор сильно изменился. В нем появился какой-то светский лоск. Он был все тот же невысокий, крепкий, невозмутимый итальянец средних лет с длинными пушистыми усами. Но теперь всем своим видом он излучал уверенность, процветание и успех. Профессор стал настоящим космополитом. Мы слышали, что он много путешествовал, разъезжая по всему миру и продавая свои машины и другие мошеннические приспособления легковерным и жадным простакам. Мы слышали, что Профессор сотрудничал с самыми крупными и уважаемыми организациями в международном преступном мире, такими как итальянская мафия, Сицилийский союз, группировка Лаймхаус в Лондоне, парижская Гильдия во Франции, а также с некоторыми высокопоставленными членами американского Синдиката.

Макси спросил:

— Что-нибудь выпьете, Профессор?

Тот изящно повел рукой:

— Бокал легкого вина.

Он пускал нам пыль в глаза — видно, забыл, что мы знали его еще в прежние годы.

Макси удивленно посмотрел на Патси. Тот пожал плечами.

— Вы имеете в виду обычное красное вино, Профессор?

Он улыбнулся, обнажив ослепительно-белые зубы.

Макси сказал:

— Мы, как и раньше, называем его «гвинейским красным».