Скажи это Богу - Елена Черникова

На другой день они пошли к другому собору.

Они принялись ходить вокруг Нотр-Дам де Пари. Алина веселилась как ребенок, подпрыгивая на плитах. Профессор благоразумно молчал и только руку подставлял, когда замечал слишком высокий прыжок спутницы.

- Вы знаете, что такое гениальное состояние? - Алина еще раз подпрыгнула.

- Читал. Лечил, - кивнул профессор, - всяко было.

- И каков общий вывод?

- Это состояние, из которого бесплатно не выпрыгнешь. - Он заботливо отдернул Алину от ограды, на которую она чуть не налетела.

- Спасибо, доктор. Вот оно у меня сейчас и наступило. Я смотрю на этот собор - и вижу беспомощную нежную девочку трех лет. Интересно, может будущая Мать в три года чувствовать, что далекому рождению ее Сына будет посвящено столько красивого камня?..

- Это праздные мысли выздоравливающего человека. Зачем вам знать мысли трехлетней Марии? Какая часть вашего мозга уже так крепко отдохнула, что производит квазивысокие вопросы? Тем более что ее Сын был краеугольный камень, а вы этого пока не понимаете, ну не от глупости, конечно, а по качеству образования...

Алина перестала подпрыгивать, пошла благочинно. Профессор покрепче взял ее за руку.

Он уже привык возиться со своей спутницей, как с непутевым шаловливым дитем, которого надо пасти неот?лучно, а то опрокинет на ногу горячее варенье.

Москва становилась все более далекой. Тягостный минувший год уносило в открытое море простого прошедшего времени вместе с плесневеющими обломками всех их катастроф.

Василий Моисеевич уже почти любил это несчастье, это испытание, свалившееся на его седины, - Алину, жаждущую поведать миру какую-то свежую тайну. Профессор понял, особенно в Париже, что эту больную никаким стоп-краном не остановишь в ее стремлении поведать миру о своей любви, но хуже того - в потуге расшифровать смысл этой любви. Больная с каждым днем все упорнее говорила о Боге, как она Его видит, как Он постоянно с ней и ждет не дождется ее озарений. Но только сначала - не книжных.

Василию Моисеевичу, вылечившему до дна несколько десятков гениев, было смешно - до тех пор, пока однажды, ну вот как раз в тот момент, когда Алина радост?но прыгала вокруг Нотр-Дам де Пари, он почувствовал шевеление щекочущего любопытства, прямо внутри собственного сердца.

А шевелился там тихий, но очень внятный вопрос: "А что тут делаю я лично?" Как ни странно, этот вопрос еще не возникал.

Вторично этот вопрос шевельнулся на следующее утро, когда профессор Неведров обнаружил в своих руках поднос, на коем благоухала чашка кофе, только что сваренного им лично для дремлющей в шелковистой постели Алины. Подошел с подносом, поставил на тумбочку, погладил одеяло в районе ноги спящей красавицы - и вздрогнул всем позвоночником: это была нежность, похожая на касание мотылька.

Чувства пошли потоком. Он вспомнил, что похожую, мотыльковую, невесомую нежность впервые ощутил много лет назад, в той деревне, где лечил Тиму, - когда девочка потянулась к ромашке. Тогда он обнял за плечи жену, но лишь потому ее, что боялся коснуться Тимы, боялся спугнуть чудо. Он прогнал нежность, будто помеху его науке. А теперь мотылек вернулся и обнял весь его старый позвоночник, измученный годами горделивого ношения слишком умной головы. Он почувствовал, что впервые в жизни что-то действительно созидает, а не глумится. И громадная ответственность за каждый свой вздох с этой секунды поселилась в его душе.

И он прошептал пересохшими губами несвойственное ему слово, в котором вдруг каждая буква задрожала своей, чистой нотой. Слово, в котором он никогда раньше не слышал ничего, кроме фонетики. Слово, от не?обыкновенного звучания которого в душе Василия Моисеевича взметнулся вихрь внезапного и тут же ускользаю?щего понимания:

- Господи...

Алина проснулась от аромата кофе, улыбнулась автору и погладила его руку, забытую на одеяле. Все поняла, выпила кофе, встала, распахнула окно.

В этот день они не сказали друг другу почти ничего. Приступы болтовни, накатывавшие на них раньше, кончились, словно упала стена.

Гуляя по Бульварам, они присматривались, прислушивались, желанно впитывали каждое движение здешних мирян, звуки, улыбки, мотоциклетный шум, шорохи воробьиных крыльев, мелодии ажурных балконов - все, что встречалось.

Из распахнувшейся двери парфюмерной лавки вылетел густой чувственный аромат - и встал столбом. Алина деловито принюхалась и вдруг с непередаваемым удивлением услышала знакомый женский голос. Его владелица как раз выплывала из магазина вслед за ароматом, говоря элегантному спутнику:

- Каждая порядочная русская женщина должна иметь хотя бы одного любовника в Париже!

- Да, мадам, - кивал он.

- Чтобы не прерывалась культурно-историческая традиция, - кокетливо щебетала женщина.

- Да, мадам, - кивал он, очевидно не понимавший ни одного ее слова.

Алина не успела сманеврировать и, споткнувшись на ровном месте, почти упала на хрупкую ароматную даму, не успевшую отскочить.

- Привет, Анна! - выдохнула Алина. - Извините, месье.

- Здравствуйте, мадам, - невозмутимо кивнул спутник Анны.

Воспоследовала короткая немая сцена, в ходе которой квартет участников безмолвно, полувзглядами обсудил дальнейшие действия - каждого фигуранта и свои.

Профессор, мгновенно опознавший спутника Анны как не-мужа, решил откланяться, причем навсегда, поскольку совсем недавно выдал именно эту женщину замуж, точно зная, что только это ее и спасет от дальнейших переломов чего бы то ни было. Анна не послушалась. Решила совместить старый маршрут с новым. Ну что ж...

Анна, помертвевшая при виде профессора Неведрова, а еще больше при виде собственной подруги Алины, некрасиво приоткрыла рот, собираясь что-то сказать. Не получилось.

Алина, сообразившая, что Анна очень по-своему сорвалась с профессорского крючка и по-своему поняла свободу и свободную волю, - Алина приветливо улыбнулась обоим еще раз, изобразив милую встречу только вчера видевшихся друзей.

Элегантный господин, только что купивший в лавке самые дорогие духи для понравившейся ему русской балерины, был односложен, поскольку легкий шок от цены флакончика еще не прошел. Господину было глубоко безразлично, с кем столкнулась на улице его новая знакомая. Он беспокоился только о флакончике. Он рассчитывал на скорейшее взаимопонимание. Он был простой истинный француз.

- Ну пока, нас ждут. Всего хорошего! - Алина махнула рукой куда-то в сторону перистых облаков.

Анна закрыла рот, благодарно кивнула подруге и поплелась вниз по улице, тяжело опершись на руку своего джентльмена.

Профессор посмотрел вслед балерине, внезапно охромевшей прямо на глазах у своего недавнего врача, крепко взял Алину за локоть и повел в противоположную сторону.

На следующий день надо было выбирать дальнейший марш?рут. Можно было оставаться в Париже, но поменять отель. А можно было следовать первоначальному плану, теперь грозившему им Северной Африкой.