Варяга. Меж степью и Римом - Влад Поляков

Сейчас в основном работала конница Гостомысла. Наскок на очередной небольшой стан, уничтожение печенегов, способных держать оружие, краткое внушение бывшим невольникам насчет их освобождения, но одновременно и о необходимости подчиняться нашим приказам. Ах да, еще насчет того, что печенежских женщин и детей убивать нельзя, а то плети вволю по спинам погуляют. А потом возвращение к основному войску и снова броски в разные стороны, новые уколы, подтачивающие силу племени Иртим.

Иногда привозили пленников, которые могли что-то сказать о главных силах врага. Ну а насчет расположения ханского становища мы уже и так знали. Туда и двигались. К тому же получаемые сведения радовали. Нас не восприняли всерьез, подумали, что это и впрямь наскок нескольких сотен руссов с целью порезать, пограбить и быстро ускакать в обратном направлении. Поэтому хан Келген готов был ударить в ответ, то собирал воинов с ленцой, не особо беспокоясь.

А воинов у него под рукой оставалось не так уж и много. Да-да, не так много, потому как в набег на Русь он отослал слишком многих, рассчитывая на богатую добычу. Теперь же Ни один пленник из-за своего низкого положения в племени не знал всего, но в последние дни хан был мрачнее тучи. Видимо, уже успел не только получить весть о разгроме, но и понять степень ослабления своего племени. Ну да ничего, мы ему на эту тему долго грустить не дадим. Будет печалиться по иному, более весомому поводу.

Еще час прошел. Мы же пришли. Аккурат к ханскому становищу, рядом с которым хан Келген попытался собрать всех, кого смог. Думаю, сначала он и впрямь рассчитывал на успех, потом на возможность продержаться, сейчас же вряд ли на что-то мог рассчитывать.

Бегство? Слишком поздно. Тогда придется оставить большую часть женщин и детей. А это уничтожит хана как лидера. Значит

— Они вступят с нами в переговоры, — буднично, как само собой разумеющееся, произнес Магнус. — Будут обещать что угодно и даже отдадут это. Но ты ведь в этом не нуждаешься, брат.

— Но парой слов с посланцами хана переброшусь. Есть о чем узнать.

— Станет ли отвечать, поняв, что мы пришли не договариваться о выкупе, а уничтожать?

— Станет. Можешь поверить

— Верю, Мрачный. А вот и знак приглашения к переговорам.

Ну да, конечно. Ведь сейчас до флагом хана племени Иртим всего около двух с половиной тысяч воинов, причем часть из них особой ценности не представляет. Обычные пастухи, которые даже вооружиться и одоспешиться как подобает не успели. Стеганый халат, лук с малым запасом стрел, частью охотничьих, да сабля. Невеликий набор скажем прямо. Хан, конечно же, мог бы вооружить и одоспешить из своих закромов, но на это тоже нужно немного времени. Потому частью похватали скинутое с ханских плеч, частью остались в старом. Вот были бы у него несколько дней, чтобы стянуть всех своих соплеменников с разбросанных по степям кочевий. Да еще соседние племена подтянуть, которые в таких случаях никогда не откажут, понимая, что поодиночке их легко передавить. Впрочем, все это лишь несбывшиеся вероятности. Реальность для племени Иртим была паршивей некуда.

Конница Гостомысла сейчас, разбившись на отряды по несколько сотен кружила вокруг стана печенегов, готовясь при необходимости как закрыть направление прорыва, так и преследовать отступающих. Ну и использоваться как средство добивания тоже могла, если приспичит. Основной же ударной силой вновь должны были стать хирды, на сей раз числом три. Два малых, тысячных, выполняли роль правой и левой «рук», готовых «обнять» стан противника. Ну а ударный кулак из двух с половиной тысяч был предназначен для основной цели прорыва внутрь стана, кое-как защищенного сведенными в круг телегами или как там они у печенегов именуются.

Имелся, само собой, и резерв. Личная тысяча хирдманов, большей частью из числа тех еще, переяславских. Гвардией их было бы называть не совсем правильно, тут скорее изначальный клан. Все же память о временах еще обычного вольного ярла Хальфдана связывала нас крепко-накрепко. Такие связи, они не рвутся. Если только ты сам этого не пожелаешь. Я точно не желал подобного.

Идите сюда, бандерлоги то есть переговорщики. Ближ-же, ближ-же! Поневоле приходил на ум удав Каа из знаменитых сказок одного шпиона великой империи, по иронии судьбы прославившегося своими стихами и сказками, которые рассказывал на ночь своей дочурке.

— Трое пришло, — выдохнул подбежавший Одинец. Всех или?..

— Одного достаточно, — покривился я. В три раза меньше неприятных впечатлений будет.

Окружающие хирдманы жизнерадостно заржали. Подобные слова как нельзя лучше воспринимались их чувством юмора. Да и привыкли уже к подобным выражениям своего ярла, а ныне конунга. Мне же и впрямь не доставляло ни малейшего удовольствия общение с господами печенегами. Дикари, они дикари и есть, я их успел насмотреться куда больше, чем следовало. Неприятное зрелище в любых ситуациях.

— Ты кто такой будешь? — совсем скоро спросил я у доставленного и предварительно обезоруженного печенега. Молодой, одеяния богатые, украшения из золота, но на тысячника или полутысячника не похож. Похоже, ханский родич.

— Я Бакхат, сын его младшего брата. И я пришел предложить тебе, рус, выкуп. Богатый выкуп!

— Прежде чем говорить о всяких там выкупах, ханский родич, ответь на вот на какой вопрос. Где чаша, что вы, печенежские собаки, сделали из черепа Святослава Великого? Иначе, клянусь богами, я вырежу всех из вашего рода, всех до последнего, клянусь копьем Локи!

Бакхат изменился в лице. Видимо, какая-то часть слухов о Хальфдане Мрачном уже докатилась и до местных кочевий. А вот хирдманы явно сдерживали ухмылки, понимая, что я, в лучших традициях бога-хитреца, поклялся несуществующим. Ну не было у Локи копья из числа тех, кто было бы ему хоть сколько-то дорого. Ложная клятва именем хитрого бога. Как раз в его повадках, это было ясно всем нашим, но недоступно стоящему и переменившемуся в лице печенегу.

— Сейчас чаша у Шукри, главе племени Харавои. Он отдал за нее

— Неинтересно, — оборвал я печенега. Что ж, ты дал правдивый ответ, а я держу слово. Женщин и детей не трону. А вот выкуп брать не собираюсь. Ваше племя, как и прочие, будут стерты с лица земли. Слишком много неприятностей произошло на Руси от вашего народа. Теперь ему не быть, он останется лишь в сказаниях иных народов да в наших летописях. Теперь иди и передай это своим. Тебя я прикончу вместе с остальными.

— Они будут биться до последнего, — вздохнул Магнус, когда печенежского посланника увели к остальным двум, не допущенным до собственно разговора. Ну а там и отпустили, ведь послы неприкосновенны. Для нас уж точно. Крыс загнали в угол, они могут больно кусаться.

— Понимаю, брат. Но так надо. Останутся те самые женщины и дети, они пустят слухи, один другого страшнее. Зато в будущем иные любители набегов сильно подумают, прежде чем осмелятся нести горе в пределы наших земель. Перед их глазами будут стоять растертые в пыль племена печенегов.

— Все так, но от сегодняшних потерь это не спасет.