Война, которая спасла мне жизнь - Кимберли Брубэйкер Брэдли

так сказал, но Джонатан – он, как дядья, просто помешан на полётах. Всегда мечтал, ещё до войны. Мама была однозначно против, но он всё равно записался. Ему уже исполнилось двадцать один, так что она не могла ему помешать. – Мэгги помолчала. – Если он погибнет, она не переживёт. У неё ведь ещё два сына было после Джонатана, до меня то есть. И всех троих она в честь погибших братьев назвала. Потом двое младших умерли от тифа во младенчестве. И затем родилась я, девочка, то есть бесполезный ребёнок. Этой войны мама боялась с того самого дня, как Джонатан появился на свет.

– Я буду присматривать за ней, – сказала я. – Если с ней будет хуже, я тебе напишу. Если смогу понять, что ей хуже.

Мэгги благодарно кивнула.

– Ты не представляешь, каково это, быть вдали от дома и жить в постоянном страхе. – Она задержала на мне взгляд, помолчала и добавила: – Хотя, может, и представляешь.

– Но это не настоящий день рождения, – сказала я утром в ту пятницу, на которую мы наметили торжество.

– Не настоящий, – подтвердила Сьюзан.

– И мне на самом деле ещё нет одиннадцати. Или, наоборот, уже есть. – Чем больше я об этом думала, тем больше злилась, так что старалась не думать.

– Да, одно из этого, – согласилась Сьюзан.

– Может, мне уже четырнадцать.

– Вряд ли, – возразила Сьюзан. – У тебя бы уже бюст намечался.

Джейми, услышав это, прыснул молоком через ноздри. Я тоже рассмеялась, и после этого день стал казаться мне не таким плохим.

Сьюзан постелила на кухонный стол скатерть, а в центр поставила вазу с луговыми цветами, которые собрал Джейми. Она также приберегла немного сахара из выданной нормы, и ей хватило на маленький тортик. Мы нарезали тонюсенькие бутербродики с паштетом, а коржи торта смазали заварным кремом, по ложечке на корж. Из старого платья Бекки Сьюзан сшила мне новое, ярко-голубое, как весеннее небо. Ещё она подарила мне книжку под названием «Ветер в ивах». Книжка была старая, потрёпанная, с выцветшей обложкой. Когда я открыла её, на форзаце узнала тонкий извилистый почерк: «Сьюзан Смит». Под этой надписью была ещё одна, посвежее: «Аде с любовью. 5 апреля 1940 года».

С любовью.

– Это одна из моих собственных книг, – сказала Сьюзан, помявшись. – Извини, что старая, новую было нигде не найти.

Я подняла на неё глаза.

– Мне больше такая нравится, – сказала я.

Мэгги подарила мне маленькую резную фигурку пони.

– Безделушка, конечно, – сказала она. – Это я у нас в детской нашла. Подумала, на Коржика похоже.

На Коржика и вправду было похоже – особенно на Коржика летом, когда он, бодрый и лоснящийся, чешет по свежей травке на лугу.

Вечером я поставила свою новую книжку на полку, которую Сьюзан освободила специально для нас в нашей комнате. Фигурку пони я поставила на подоконник, чтобы видеть его с кровати. Платье повесила в шкаф, к остальной своей одежде.

Так много всего, подумала я. Так печально.

В начале следующей недели Гитлер захватил Норвегию и Данию. Казалось, будто это проигрыш Англии, хотя до этого ни о Норвегии, ни о Дании я даже не слышала. Той же весной Германия оккупировала Голландию и Бельгию. Уинстон Черчилль стал новым премьер-министром. Война, которая уже начинала казаться такой же далёкой и эфемерной, как воспоминания о нашей квартирке в Лондоне, внезапно обрела чёткие формы. Сьюзан и раньше включала по вечерам новостную сводку, но теперь радио слушали и мы с Джейми. Бомбёжек по-прежнему не было, ни в Лондоне, нигде, но теперь немцы подобрались к Англии вплотную. Кругом поговаривали, что Англию захватят следующей. Вокруг нашего аэродрома, для его защиты, ВВС расставили доты.

Правительство установило семь новых правил:

1. Еду зря не тратить.

2. С незнакомцами не разговаривать.

3. Любые сведения держать при себе.

4. Слушать указания правительства и неукоснительно их исполнять.

5. Обо всём подозрительном доносить в полицию.

6. Не распространять слухов.

7. В случае вторжения спрятать всё, что может пригодиться врагу.

– Это что, например? – спросил Джейми. – Оружие?

– Ну да, например, оружие, – кивнула Сьюзан. – Вот, скажем, леди Тортон: у её супруга целая комната охотничьих ружей для пернатой дичи. Ей придётся это спрятать. Но у нас ничего такого нет, что могло бы помочь врагу. Ничего опасного или ценного. И бояться вам тоже не надо, – добавила она, – если немцы нас и захватят, детей они не тронут. Они же не тронули детей в Норвегии или Голландии.

Почему-то нас это не успокоило.

По посёлку ходили слухи, что вначале, до оккупации, Голландию наводнили немецкие шпионы, чтобы упростить захват. При этом шпионов часто называли агентами «пятой колонны». Почему – я не поняла. На станции вывесили новые плакаты, напоминающие населению о том, что в Англии тоже может быть множество шпионов. «Откроешь рот – потопишь флот», – предупреждали плакаты.

За март немцы потопили двадцать шесть кораблей. В апреле десять. Они топили теперь меньше, потому что меньше кораблей пыталось прорваться через немецкую блокаду.

Джейми снова начал писаться в кровать. Сьюзан отправила его на аэродром к военным, чтобы те разъяснили ему, что бояться нечего. Вместо этого они заявили Джейми, что шпионы в Англии есть вне всякого сомнения и что дети зачастую куда лучше, чем взрослые, способны подмечать детали. Поэтому он, Джейми, должен, как настоящий боец, постоянно быть начеку, а если обнаружит что подозрительное, пусть, дескать, немедленно сообщит им.

Не думаю, что в намерения Сьюзан входило с помощью наших ВВС превратить Джейми в ищейку, но по крайней мере писаться он перестал.

Правительство призвало всех мужчин, которые ещё не в армии, вступить в отряды добровольцев местной обороны. Полковник Стивена рвал и метал, оттого что не может туда податься.

– Негоже сидеть на печи, когда в мире такое творится, – бушевал он.

– Но вы же не виноваты, что не видите, – сказала я ему. Мы встретились в библиотеке. Сьюзан подбирала мне новые книжки, а Стивен искал, что бы ещё почитать полковнику.

– А какая разница, виноват – не виноват? – заметил полковник. – Всё равно невыносимо ощущать своё бездействие. Парень вот хотел записаться, так ведь и ему отказали.

Я встревоженно взглянула на Стивена.

– Тебе сколько? – спросила я.

– Тринадцать, – ответил Стивен. И, понизив голос до шёпота, добавил: – Я на самом деле не пытался, только ему так сказал. Чтобы он во мне не разочаровался. О нём ведь заботиться – это как полноценная работа. А если я уйду строевой шаг тренировать, кто ему, интересно, за продуктами очередь отстаивать будет?

Добровольцы местной обороны тренировались на палках от мётел, потому что ружей