В моих глазах – твоя погибель! - Елена Хабарова

Нет, в первую очередь – управлять его ненавистью: ведь Тамара хотела вызвать в Саше ненависть к Жене, и это ей удалось бы, наверное, если бы не случился пожар на той барже, если бы не Игорь, которого подсунула им судьба во спасение от самого страшного греха, который только могут совершить брат и сестра.

Егоров уехал не раньше чем сам рассказал обо всем Жене. Она помнила это страшное ощущение полного доверия, которое испытала к этому человеку, говорившему такие ужасные вещи. Она вспомнила Егорова – и печенье «Авиатор», которое он им привозил в Горьком, и тушенку, и хлеб. Да, он говорил правду – но как же страшна была эта правда!

Ладно, пусть Тамара из ревности внушала им с Сашей, что они чужие, но пытаться заставить их… заставить их переспать, а потом взять да убить ребенка, который вполне мог оказаться ребенком Саши, пытаться убить Женю!

Как так можно?!

Это не укладывалось в голове у обоих.

Саша и Женя были благодарны Егорову – и в то же время ненавидели его. Они ненавидели его так же сильно, как Тамару: за то, что их прежняя жизнь кончилась, треснула, сломалась, разлетелась на мелкие, не склеиваемые кусочки.

Егоров не задержался в Хабаровске. Наверное, он тоже был потрясен – когда застал малышей Сашку и Женьку взрослыми людьми, когда осознал, какую боль им причинил, окончательно разрушив их привычный мир. Он так рвался к ним, к этим детям, по которым тосковал столько лет! Но им он оказался не нужен. Сердце Егорова заходилось от боли, от бессмысленности случившегося. И все-таки он знал, что исполнил свой долг. А теперь можно было бы вспомнить предупреждение врача: «В любую минуту, от любого потрясения!» – и уехать в Москву, где жила его сестра. Он знал, что скоро умрет, и хотел, чтобы глаза ему закрыли родные люди. Мечта о том, чтобы это оказались Саша и Женя, развеялась.

Егоров уехал, размышляя о том, что будут эти двое делать теперь. Может быть, помирятся с Тамарой? Ведь она их вырастила, она заботилась о них. За это многое можно простить!

Однако «эти двое» покинули свой любимый Хабаровск в тот же день, когда проводили Егорова в Москву. Они даже не попрощались. Они больше не могли видеть не только Тамару, но и друг друга.

Саша забрал документы из приемной комиссии мединститута и уехал в Бикинский район, в село Аянка, откуда поступила заявка на фельдшера.

Женя позвонила в несколько районных газет: в «Амурский лиман» Николаевска-на-Амуре, в «Биробиджанскую звезду» Биробиджана, в «Районный вестник» города Смидовичи, в «Дальневосточный Комсомольск» Комсомольска-на-Амуре и в разные другие – и узнала, что в газету «Советская звезда» Советской Гавани срочно требуется разъездной корреспондент. Она немедленно уволилась из «ТОЗа» и уехала в Совгавань.

Тамара осталась одна в доме на улице Запарина.

…Женя, уже с чемоданом в руке, вышла из своей комнатушки. Тамара лежала на диване. Как легла после Сашиного молчаливого ухода, так и лежала целый день.

Женя посмотрела на ее голову с гладкими, черными как смоль волосами, в которых за эти годы почти не прибавилось седины…

– Прощайте, тетя Тома, – сказала Женя и пошла к двери.

На пороге оглянулась. Тамара не ответила – лежала все так же неподвижно, и в тусклом свете лампы ее гладкие волосы почему-то показались Жене не черными, а красными, словно бы облитыми кровью.

А, ну да, абажур-то в комнате красный, шелковый!

Женя вышла за дверь и плотно прикрыла ее за собой.

Спустилась с крыльца, погладила шершавый ствол любимой черной березы, вышла за калитку, прикусив губу… Проходя мимо забора, повернула голову.

Тамара стояла у окна, согнувшись, закрыв лицо руками.

– Прощайте, тетя Тома, – повторила Женя и свернула через дорогу во дворы, чтобы более коротким путем пройти к автобусной остановке. Ее поезд в Совгавань отходил через час. И она была уверена, что никогда больше не вернется на эту улицу, в этот дом, в этот двор, в этот город, который так любила. А Саша… они не виделись со дня его отъезда ни разу. И всё-таки Женя постоянно думала о нем и чувствовала, что и он думает о ней непрестанно.

Они не меняли фамилии – так и оставались Морозовым и Васильевой, однако все изменилось для них в осознании самих себя!

Они брат и сестра, и этого никто, никто отнимет у них. Не исключено, что со временем страх друг перед другом, которые вселила в их души Тамара, когда-нибудь пройдет и они смогут встретиться, смогут вернуть то же ощущение светлой, безгреховной любви и светлой дружбы, которая раньше была их истинным счастьем!

Но когда наступит этот день? И наступит ли он когда-нибудь?

Хабаровский край, район Бикина, 1959 год

С Кирой Самаром Ромашов справился легко. Шаман оказался молод и довольно-таки слаб – разумеется, по сравнению с Ромашовым. Рассказывали, его отец в самом деле совершал чудеса: камлая, исцелял любые болезни, ну а если человек все же умирал, то старый Самар со всем почтением провожал его душу в Буни, мир мертвых, отчего сам по нескольку дней лежал как неживой. Он мог разговаривать со зверями и птицами, и те его слушались, он даже язык деревьев знал…

Кира получил по наследству одежды отца и его унгчухун, шаманский бубен, однако в его руках тот никогда не издавал колдовские звуки: «Таонг-танг! Кодиар-кодиар! Динг-динг! Дэву!», а просто монотонно гудел, как любой другой самый обычный бубен. Шаманской болезнью Кира не переболел, то есть его вполне можно было не принимать всерьез.

Впрочем, нанайцы привыкли советоваться с шаманами, чтили память о них, поэтому и с Кирой Самаром обращались уважительно. Тем более что он очень хорошо умел угрожать, когда злился: говорил так, что поневоле страшно становилось. И какие-то недобрые силы ему все же подчинялись. Например, стоило вызвать его неудовольствие, непочтительно отозваться о нем или не поделиться частью охотничьей добычи, как человек вполне мог заболеть или валиаха – дух несчастья – привязывались к нему неотступно. Именно так и случилось с Никифором!

Насколько понимал Ромашов, Кира Самар мог внушить человеку, что тот становится неудачником. Иначе говоря, он оказался тем, кого в Спецотделе называли индуктором. То есть какие-то сверхъестественные способности он от отца-шамана все же унаследовал! При этом Кира был в определенной степени и медиумом[45]. Но что самое главное, легко поддавался более сильному внушению – и транслировал его другим людям, причем усиливал своими способностями. Этот молодой шаман совершенно не представлял, какой силой на самом деле обладает, и Ромашову легко удалось подчинить своему влиянию его, а через него и его родича Самара, милиционера.