Путешественник из ниоткуда - Валерия Вербинина

– Однако в самый последний момент появился месье с оружием в руках, – продолжила баронесса, поморщившись, – и свел на нет все ваши усилия.

– Мне кажется, – поспешно сказал я, – тот человек и был Леманн.

– Да, конечно, Леманн, – сухо согласилась Амалия Корф. – Он превосходный стрелок. Но суть не в том. Вы пожелали отличиться, что похвально, но... – она дернула щекой, – ...насколько проще бы все было, если бы вы просто рассказали мне о ваших соображениях, и я могла бы подключить наших людей в Петербурге. А вместо этого...

– Но вы были ранены, – напомнил я. – Мне не хотелось лишний раз вас беспокоить. И кроме того, я вовсе не был уверен, что моя гипотеза – правильная.

Я и сам понимал, что мои оправдания звучат нелепо. Былинкин недовольно покрутил головой. Вероятно, по его мнению, я выставлял себя в смешном свете.

– Оставим пока в стороне ваши соображения, – уже раздраженно бросила баронесса. – Так или иначе, в результате ваших поспешных действий мои поиски едва ли не затруднились. Конечно, честь вам и хвала, что вы смогли вычислить Столетова и его подругу, но найти чертежи теперь будет невероятно сложно. По сути, вы обрубили единственную нить, которая вела к ним.

Григорий Никанорович приосанился и подкрутил ус. Теперь он был уверен, что не напрасно распекал меня, и к нему вернулся привычный победный вид.

– Я полагаю, надо будет опросить соседей Кати Кадочкиной, – высказал я свои мысли, – а также дворника. Возможно, они запомнили странного старьевщика. Хоть кто-то должен был его видеть, кроме нее!

Баронесса с иронией покосилась на меня и встала.

– Благодарю вас за столь ценное соображение, – обронила она. – Сама я, конечно, не могла до него додуматься... Всего доброго, господа.

Григорий Никанорович почтительно растворил дверь, и Амалия Корф выскользнула из кабинета, сердито шурша шлейфом своего алого платья. Ряжский закрыл дверь и с укоризной обернулся ко мне.

– Как бы выговор из-за вас не получить, – покачал он головой. – Нет, в самом деле, Аполлинарий Евграфович, что на вас нашло? Какая муха вас укусила, что вас понесло в столицу?

Я пожал плечами:

– Все, что мог, я сделал. Но отныне дело для меня закрыто. Даю вам честное слово дворянина.

Григорий Никанорович задумчиво поглядел на меня и рухнул на стул. Его секретарь постепенно возвращался из состояния мебели в более привычное, человеческое. Он кашлянул и приосанился.

– Никита Егорыч, откройте-ка окно, – попросил его Ряжский, – а то душновато тут, знаете ли... – Затем обратился ко мне: – А нам, пока вас не было, здорово пришлось поработать. – Ряжский достал из кармана какие-то часы и положил на стол. – Узнаете?

Я поднял крышечку, и часы заиграли знакомую печальную и нежную мелодию. Я резко захлопнул крышку.

– Часы Стоянова? – сухо спросил я.

– Гм, не только, – отозвался Григорий Никанорович, с довольным видом потирая усы. – Представьте, стали мы тут с доктором их рассматривать, а задняя крышка возьми и отворись ни с того ни с сего.

– Тайник? – поразился я. – В часах?

Ряжский кивнул.

– И что там было?

– А я думал, вы уже отошли от этого дела, – заметил Ряжский, но все же сжалился надо мной. – Несколько крошечных листочков, исписанных убористым почерком, по большей части на французском. Само собой, баронесса их сразу же забрала себе, но кое-что мы все же успели прочесть. – Ряжский перегнулся ко мне через стол. – Знаете, как он называет в своих листках ее? «La plus dangereuse femme du monde»[45], вот как. А вы ее захотели обойти! – Григорий Никанорович снова укоризненно покачал головой. – Леманн там значится просто как Л. Ну, с ним-то Стоянов не слишком церемонился: imbecile[46], и все тут. Про Фриду Келлер написал, что она крайне дерзкая особа и ни перед чем не остановится. Ну и все в таком духе... Кстати, как поживает ваша невеста?

– Хорошо, – машинально ответил я и тут же поправился: – Но она мне не невеста, Григорий Никанорович. А еще что-нибудь в листках было интересное?

– Да нет, ничего особенного, как ни странно, – ответил Ряжский. – Кстати, я должен перед вами извиниться, и Никита Егорыч тоже. – Он значительно кашлянул. – Мы ведь, как вы знаете, подозревали мадемуазель Плесси в том, что она шпионка. Так вот, покуда вы были в отлучке, Никита Егорыч не поленился и съездил к тем господам, у которых она служила.

– К Пироговым? – быстро спросил я.

Былинкин кивнул.

– Она несколько раз о них упоминала, – подхватил нить рассказа секретарь, – ну я и решил, что лишняя осторожность не помешает. Съездил, навестил... Очень хорошая семья, хлебосольная. Встретили меня замечательно. Да, говорят, служила у них мадемуазель Плесси... Такая блондинка, говорю я, высокая? Да нет, отвечают, и точно описали ее внешность. Госпожа Пирогова была очень смущена, ведь мадемуазель Плесси унаследовала такие деньги, а они с ней обращались как с прислугой... Очень хорошая семья, – с чувством добавил секретарь.

Все было донельзя скучно. Я и без них знал, что мадемуазель Плесси не могла быть никакой шпионкой, несмотря на недавние мои подозрения по ее поводу. Ведь, если бы она и в самом деле искала чертежи, ей ничего не стоило бы избавиться от меня, когда я брел по Петербургу, слепой и беспомощный. Достаточно было легкого толчка, чтобы я оказался под проносящейся мимо каретой, а мои внутренности – на мостовой. И никто бы не узнал, что именно произошло, да и хватились бы меня не скоро, если бы вообще хватились.

– Осторожность никогда не помешает, – назидательно молвил Григорий Никанорович. – Особенно в таком деле, как наше...

И пустился в бесконечные разглагольствования о том, почему именно нам стоит быть осторожными, хотя все и без него было очевидно даже младенцу. Былинкин стоял, хлопая глазами, и на каждую фразу начальника откликался словами «Да, Григорий Никанорович» или «Вы совершенно правы, Григорий Никанорович».

– Вот так, милостивый государь, – наконец закончил Ряжский. – А вас я убедительнейше попрошу заняться вашими прямыми обязанностями. Убийца Елены Андреевны уже сознался, так что осталось лишь оформить его признание надлежащим образом.

Такого оборота, признаться, я не ожидал и поэтому немного растерялся.

– Как сознался? И кто же он?

Былинкин и Ряжский снисходительно переглянулись.

– Как, вы еще не знаете? – спросил Григорий Никанорович. – И не догадываетесь? Конечно же, Стариков, бывший владелец имения, которое приобрела семья Веневитиновых. Жажда мести, обычное дело. Да он еще в тот вечер и пьян был. Теперь уже его никакой губернатор не вызволит. Убийство, да еще такое зверское, – Сибирью пахнет, не меньше... Так что вы займитесь им, голубчик. Можете идти.