Бригадир - Владимир Колычев

В руке зашипела рация, Спартак поднес ее к уху.

– Брат, к тебе тут гости, – сказал Мартын. – Вроде не буйные. Я их в кафе провел…

– Иду.

В малом зале кафе Спартака ждали трое. Посередине он увидел немолодого уже мужчину с изрытым оспой и морщинами лицом. Желтушные глаза, землистого цвета кожа, усталый, но высокомерный вид. Ворот черной рубахи расстегнут, на груди под седыми волосами видны чернильные купола, массивная золотая цепь, на ней православный крест, пальцы унизаны перстнями. В руках он медленно, будто в раздумье, крутил вдоль оси трость с костяным набалдашником. За ним стояли амбалы в черных двубортных пиджаках поверх такого же цвета водолазок. Мордастые, наголо бритые, в глазах лед. Вид этих незваных гостей впечатлял, но даже в замешательстве покойный ныне Шамхан со своей свитой выглядел внушительней.

Не поднимаясь со своего места, желтушный показал на свободное место за столом. Он считал себя здесь хозяином, и Спартаку это очень не понравилось. Но все-таки он сдержал свой гнев.

– Я Ростом, – тихо, но веско сказал мужчина.

Он явно ждал, что Спартак отреагирует на его имя. Но тот даже бровью не повел. Хотя имя ему было знакомо. Лично Ростома Батумского он не знал, но Гобой говорил, что это очень влиятельный законник. Причем не только среди грузинских воров, но и среди славянских. В Москве он имел достаточно большую власть, и непростительно глупо было бы не считаться с ним.

– И что?

– Ростом Батумский.

– А я Спартак. Знаменский.

– Я в законе.

– Ну, я этим похвастаться не могу.

– А я могу, – в надменной усмешке скривил губы Ростом.

– Я знаю, ты за нашим районом смотришь.

– Ну, вот видишь, как хорошо, дорогой. Значит, мне ничего не придется тебе объяснять, – заметно расслабился вор.

Всегда легче разговаривать с человеком, который знает, с кем имеет дело.

– Сейчас ты скажешь, что надо в общак платить, – усмехнулся Спартак.

– Все платят. И ты будешь платить.

– Тут ко мне в феврале подъезжали, тоже хотели меня поиметь. Даже не знаю, кто их самих сейчас имеет, ангелы или черти. Скорее всего, черти…

– Это угроза?

– Да нет, просто к слову.

– Ты знаешь обо мне, я знаю о тебе. И знаю, что ты с чеченами бодался. И что забодал их, знаю…

– Зря они со мной связались.

– Я с тобой связываться не собираюсь. И угрожать тоже. Не хочешь отстегивать, не надо. Но рано или поздно тебя возьмут за жабры. Менты голову поднимают, контора засуетилась. Как бы не прижали всех вас. Закроют тебя и от кормушки оторвут. Как тогда жить будешь?

– Как?

– Плохо жить будешь. Не примут тебя на хате. Малява придет, что не наш ты человек, что благо воровское зажал, что братву на зонах не грел. И тебя самого греть никто не будет. Ну, может, лохмачи где-нибудь в бане пригреют. Это у них просто. На западло тебя поймают, сначала на словах опустят, а потом дрозда вставят. Мужик ты мощный, но и не таких ломали. Был мужиком, а станешь петухом. Тебе это нужно?

– А говоришь, не угрожаешь, – хищно сощурился Спартак.

– Предупреждаю.

Что ни говори, а предупреждение очень серьезное. Вся воровская сила в тюрьме, там законники – короли. А от тюрьмы и сумы зарекаться смешно, особенно в положении Спартака. За местных ментов он спокоен, но, судя по всему, на него положил глаз шестой отдел Министерства внутренних дел. Сейчас эту структуру преобразовали в РУОП, и ее суть от этого только ужесточается. РУОП – независимая контора, к тому же она жаждет доказать, что создали ее не зря, а значит, грядут аресты, задержания. И Спартак может попасть под эту гребенку.

Оснований для этого, в принципе, достаточно. Он мог бы обложить торговцев законной данью, официальной платой за право работать на рынке. Так делают на Лужниковском рынке, там контролеры за день снимают сто-двести тысяч долларов за один день. Но там бал правит Москва, и деньги она загребает. А здесь часть дохода будет получать город, но Спартак делиться не хочет. Поэтому официальная плата с торговцев составляет мизер, с него и снимаются выплаты в городской бюджет. А основная, незаконная дань полностью попадает в бригадный общак, из которого и финансируется развитие рынка. Но ментам плевать, куда уходят деньги, поэтому они запросто могут придраться к Спартаку и «закрыть» его как минимум за вымогательство. И со стволом на кармане могут взять. Да еще наркоту при задержании подбросить… Деньги, что уходили в рынок, сами по себе грязные, неотмытые, к этому тоже можно придраться, если ума хватит.

Нет, от тюрьмы зарекаться никак нельзя.

– Ну, считай, что я тебя понял, – кивнул Спартак.

– Тогда ты должен подогревать зону.

– Сколько?

– Двадцать процентов.

– Это ты загнул, – мотнул головой Спартак.

– Знаешь такую поговорку – жадность фраера сгубила?

– Я здесь большой рынок хочу поставить. Очень большой. Перспективы есть, работа уже идет, но без денег она заглохнет. А деньги из нашего общака идут. Много денег. И двадцать процентов – это удар по моему бизнесу. Такой удар, что нам ничего не остается, как в штыки с тобой встать. А штыки у нас есть… Нет, двадцать – много. Даже десять много. Ну, пять еще куда ни шло…

– Да, но этого мало.

– Нет, не мало. Если честно пять процентов отстегивать, это будет больше, чем двадцать, если нечестно. Ты же не знаешь, сколько мы имеем в месяц, и никогда не узнаешь…

– Поверь, если я задамся целью, то все узнаю.

– Зачем тебе напрягаться, Ростом? Ты вор уважаемый, уже немолодой, тебе жизнью наслаждаться надо. С друзьями встречаться, вино пить, женщин любить. Зачем тебе к нам лезть? Зачем тебе всякие беспокойства? Будешь получать с нас каждый месяц. Пять процентов – это что-то порядка сорока зеленых тысяч. Но мы округлим до пятидесяти тысяч. Большие деньги, согласись… Хотя не все так просто, Ростом. Ты человек большой, уважаемый, воры тебя слушаются. И крупные воры, и мелочь всякая. Вот и скажи своим, чтобы забыли к нам дорогу. А то у нас тут весело – то кошелек подрежут, то на бабки кинут… А это народ отпугивает. А мы, сам понимаешь, за народ. Народ – это наше все.

– Сто тысяч, и все проблемы будут решены.

– Будут тебе и сто тысяч. Не сейчас, конечно. Говорю же, рынок развивается, обороты растут. Поверь, вся борьба за это хлебное место еще впереди. И воры еще придут, и бандиты… Ну, с бандитами мы как-нибудь разберемся, а с ворами договариваться будем. Не с тобой, так с кем-нибудь другим договоримся. Ты же от крестовых за нашим районом смотришь, а есть еще братья-славяне. Мы можем к ним обратиться… И обратимся, если в тебе разочаруемся. Посмотрим, как ты наши интересы будешь защищать, рамсы разводить. Ты же за нас должен подписываться, да? А мы – тобой прикрываться. Ну, понятное дело, за каждый такой разбор мы будем отдельно отстегивать… Думай, Ростом, думай.