Питерская Зона. Ментол - Николай Романецкий

Никто не встречает. Ну, это совершенно естественно – не велик гость, знаете ли, пожаловал, не директор ФСБ. И даже не начальник особого отдела Управления Периметра. Просто агент Моцарелла…

Ева посигналила. Через пару секунд камера ожила, повернулась объективом в сторону «Тойоты». Ева опустила боковое стекло, показала наблюдателю свое лицо. Ворота дрогнули, откатились в сторону, открывая проезд на территорию усадьбы. Ева въехала, остановила машину на выложенной коричневой плиткой площадке.

И тут никто не встречает.

Вышла из машины, захлопнула дверцу, поднялась на крылечко из семи ступенек, прижала кнопку звонка. Над дверью – тоже камера.

Из недр дома послышался негромкий щелчок, и дверь приоткрылась. Ева проникла внутрь. В холле зажегся свет, но больше ничего не произошло.

– Эй! – крикнула Ева. – Хозяева! Есть кто живой?

Пронзительная тишина в ответ. Ни звука шагов, ни стука, ни шороха.

По спине Евы дружной стаей побежали мурашки. Жаль, что не взяла с собой оружие.

Впрочем, она тут же успокоилась. Судя по всему, особняк оборудован системой «Умный дом». И система выполняет программу приема званых гостей. А товарища Иванова попросту нет. Еще не приехал, опаздывает. Хотя такого никогда не было – прежде при назначенных встречах куратор всегда оказывался на месте раньше агентессы. Ну да ничего, бывает.

Вновь раздался негромкий щелчок, и приотворилась дверь в левой стене холла. Ева распахнула ее и вошла.

Небольшая комната, метров пятнадцать. У дальней стены, возле окна, письменный стол и офисное кресло. Слева еще одно окошко с любопытно заглядывающим в комнату солнцем. Справа – широкий диван.

Ладно, подождем начальство. Не сахарные – не растаем. Ева села на диван.

Даже у приличных людей опоздание в двадцать минут не считается нарушением этикета. А уж у куратора и подопечной агентессы!.. Начальство не опаздывает – начальство задерживается. Хоть и не очень прилично заставлять ждать женщину…

Третьим ее мужчиной стал Бустер.

С этим тоже было хорошо. Совсем не так, как с Мамонтом.

Настил из деревянных досок, низкий потолок над головой…

Подойдя к доскам, Зоя кладет на край настила оружие и фонарик и стаскивает с себя разгрузку, оставаясь в армейском комбинезоне. А потом и комбинезон отправляется следом за разгрузкой, открывая взгляду Бустера бретельки черного бюстгальтера с красной застежкой посередине спины. Мгновение – и девичий торс полностью обнажен.

Еще несколько мгновений, и с Бустера слетает собственная разгрузка. А потом и все остальное. И вот он уже сжимает ее в объятиях и принимается тискать многочисленные тугие сокровища.

Ева чувствует, что перестает быть женщиной. Нет, все женское вроде бы при ней. Но и мужское – тут же. Совместно. Гермафродиты мы, с совместными половыми признаками…

«Ну, Бустер, что смотришь, как баран на новые ворота? Никогда не видел женские прелести?..» – это она? Или ей?

В глаза бьет свет фонарика.

«Ну же, иди сюда. И опусти «Скорпион», тут потребуется иное оружие».

Два металлических ствола укладываются рядом. Два тела – тоже. Сначала рядом, бок о бок, а потом сверху-снизу.

И как же все подходит друг к другу! Умница господь, задумавший все это многообразие, в иные минуты оказывающееся полным однообразием!

Два человека мгновенно теряют головы, оказавшись один на один с обнаженным партнером-любодеем. Последняя внятная мысль, одна на двоих: «Не пожаловали бы сюда гости…»

А дальше верх берут здоровые человеческие чувства – мыслей больше нет.

«У меня чувствительные соски», – мурлычет Ева, и Бустер тут же убеждается в правдивости услышанного, крутя отвердевшие розовые кнопки.

Она властно утверждается между своих длинных гладких ног и отвердевшим стволом – на сей раз из плоти, а не из металла – ищет путь к собственной сокровенной впадине, скрывающейся среди мягкой курчавой поросли. И тут же, ничего не имея против этих поисков, приподнимает таз и подставляется под собственное оружие, очень стремясь не промахнуться.

Наконец она полностью соединяется в одно целое, демонстрируя господу великолепие его изначального замысла. Урчит от наслаждения и трясется. Наддает низом живота и рычит – от того же наслаждения, – исступленно колотясь в саму себя лобковыми костями. Выполняет вековую восхитительную, никогда и никому не надоедающую работу, обусловленную инстинктом продолжения рода. Очень знакомую и многажды проделанную, но всегда как в первый раз… Полностью растворенная сама в себе, мечтающая лишь о том, чтобы происходящее продолжалось как можно дольше. Час, день, год, всю жизнь…

Но рано или поздно все заканчивается. Ева резко выгибается, прижатая к доскам собственным телом, тихонечко стонет: «И-и-и-и…» и сжимает бедрами свою талию. Низ ее живота пронзает острая сладкая боль, такая вроде бы привычная, но всякий раз как будто неведомая прежде…

Еще несколько судорожных толчков-ударов себя в себя… Как же хорошо!!!

И мир возвращается…

Письменный стол с офисным креслом, диван, под потолком – пятирожковая люстра с выключенными лампочками. Сквозь одно окно светит солнце, в другое заглядывают ветки елки.

Ева вдруг почувствовала, что она теперь в доме не одна. Видимо, пока с нею происходила чертовщина, товарищ Иванов наконец приехал на конспиративную встречу.

Раздается шуршание. Солнце гаснет. Оконные проемы уменьшаются до невысоких удлиненных прямоугольников без стекол. Чертовщина продолжается. Беззвучно опускается потолок. Стол превращается в ржавую бочку, а офисное кресло – в грязное пластиковое ведро. Откуда-то доносится тихий детский плач. И дивана уже тоже нет, куча земли под Евой…

Это уже не комната в конспиративном особняке, а подвал с голыми грязными стенами. И вместо двери в холл просто провал в кирпичной стене. Но за стеной явно кто-то присутствует. Наверное, товарищ Иванов.

Человеческая фигура возникает в проеме.

– Кто тут?

Не было никакого куратора, в проеме стоял Бустер. В комбинезоне сталкера и со «Скорпионом» в руках. Тот самый, с которым было очень хорошо на деревянном помосте.

Но тут Ева вспомнила, что он застрелил ее. И проснулась.

* * *

В знакомой позе, на грязном земляном полу, скрючившись, лицом к дальней стене, совершенно голый, неподвижный, как камень, лежал пацан. Однако его вид на сей раз казался необычным. Было в нем нечто необычное, но что именно – сразу и не ухватишь…

Сергей вспомнил, как решил, что в случае с Жекой наткнулся на труп, и хотел было свалить подобру-поздорову. Мол, кто знает, от чего умер подросток. Запросто можно и заразу какую-нибудь подцепить…

Нет, это уже третий случай. Теперь мы сваливать не станем, а наоборот, подойдем поближе. И даже ткнем стволом в бок. Жив, так отреагирует.