Дочь бутлегера - Маргарет Марон

Бетонный пандус возвышался над землей всего на восемь или девять дюймов, но, обернувшись, я оказалась как раз напротив переднего сиденья «вольво». Внезапный резкий прилив адреналина отшвырнул меня назад. Движимая неудержимым первобытным инстинктом самосохранения, я ни о чем не думала. Единственной моей реакцией стал стремительный рывок через открытое пространство к своей машине. Объятая ужасом, я прыгнула за руль и рванула с места так стремительно, что во все стороны брызнул гравий. Я сползла вниз и пригнулась, ожидая в любое мгновение получить между лопатками заряд из ружья.

Такой же заряд, как тот, что выбил лобовое стекло «вольво» со стороны водителя и превратил в кровавое месиво лицо Дена Макклоя.

— Со мной все в порядке, — в третий раз повторила я.

— Ты уверена? — не унимался Дуайт Брайант.

В качестве начальника следственного отдела он распределил всех своих людей по местам и теперь сам получил возможность подойти к моей машине и выслушать мой рассказ. Я остановилась на краю лужайки позади театра и, открыв дверь, выставила ногу на землю. Дуайт прислонил свое крупное мускулистое тело к машине, и мы смогли разговаривать, следя за происходящим.

Хотя было еще достаточно светло, фотографы расставили вокруг «вольво» Дена переносные софиты, чтобы снять салон во всех ракурсах перед тем, как извлечь труп.

Пока что все делалось четко по инструкциям. Возможно, я оставила следы на месте преступления, приехав и уехав, но после того, как я добралась до телефона и позвонила в канцелярию шерифа, первый же откликнувшийся на вызов полицейский перегородил дорожку, которая вела от шоссе. Все машины чрезвычайных служб проехали напрямую через лужайку к стоянке за театром, а один из ребят из команды Дуайта внимательно осмотрел дорожку и стоянку. Сомневаюсь, что он что-либо нашел. На гравии не остается никаких следов, дождей не было уже больше недели, а после двух-трех жарких солнечных дней песчаная почва становится твердой как камень.

Дуайт хотел узнать, как я обнаружила тело, и я рассказала ему про Сильвию Дейли и сообщение, которое Ден оставил на автоответчике.

— И ты полагала, он будет ждать так долго? — недоверчиво спросил Дуайт.

— Не он, — объяснила я. — То, что он собирался мне дать.

Бархатный плащ казался такой мелочью по сравнению со смертью Дена, что я решила по возможности не упоминать о нем. Прежде чем Дуайту пришла в голову мысль спросить меня об этом, я сказала:

— Он случайно не упоминал об этом во время вашего разговора в четверг?

— Нет.

— А что он сказал? Я хочу сказать, по поводу выстрелов в среду.

Дуайт печально усмехнулся.

— Побожился, что он тут ни при чем, дал слово больше так не делать. — Он перенес вес своего тела на машину, проминая рессоры. — Мне очень хочется знать, где сейчас Майкл Викери.

— Ты полагаешь, это Майкл…

— Ну, ты сама говорила о мужских менопаузах.

В одной из полицейских машин затрещала рация, и я вдруг вспомнила, что меня ждут. Дуайт предложил попросить одного из полицейских связаться с диспетчером, чтобы тот предупредил Общество одиноких родителей Мейкли о том, что я не смогу приехать.

Когда я выходила из машины, Дуайта окликнул Джек Джемисон, молодой толстенький помощник шерифа:

— Майор Брайант, можно вас на минутку?

На самом деле это заняло гораздо больше одной минуты. Что бы ни показал Джемисон Дуайту в салоне «вольво», это вызвало новый всплеск активности. Полицейский, к которому я обратилась, не успел передать диспетчеру мое сообщение, как Дуайт уже начал подавать в розыск данные на серый «форд» Майкла Викери.

Солнце наконец растворилось за соснами. Быстро стемнело. Я вдруг почувствовала себя такой уставшей, словно целый день работала на табачной плантации. Внезапно меня охватила грусть по поводу насильственной смерти Дена. Он был почти на пятнадцать лет старше, и они с Майклом вели достаточно замкнутый образ жизни, поэтому близкими друзьями мы с Деном не были, но мы были друзьями, и я меня огорчила смерть такой яркой личности. Я печально улыбнулась, вспоминая шутки Дена во время репетиций «Ночи 16-го января», его откровенные замечания относительно моих собратьев-актеров. Едкие, умные и удивительно точные. Нашему любительскому театру будет непросто найти замену Дену Макклою.

Все это промелькнуло у меня в голове, пока Дуайт описывал внешность предполагаемого водителя пикапа. Наверное, я сама не сознавала в полной мере свою усталость, потому что никак не могла понять, почему Дуайт дает описание Дена.

Наконец санитары вытащили из машины безжизненное тело. Подойдя к ним, я заставила себя еще раз внимательно посмотреть на убитого, не задерживая взгляд на обезображенном лице.

Мы всегда видим то, что хотим видеть, правда? Я предположила, что человек, сидящий в машине Дена, за рулем, где должен был сидеть Ден, на том самом месте, где Ден предложил встретиться, и есть Ден.

Я ошиблась.

Теперь я ясно видела, что выстрел из ружья размозжил лицо Майклу Викери.

* * *

Убийство попало в одиннадцатичасовой выпуск новостей всех местных телеканалов и на передние полосы воскресных газет восточной части Северной Каролины.

Отпрыск влиятельного местного семейства, полиция ищет его пропавшего партнера, труп обнаружила известная кандидатка на судейскую мантию — вся та ненужная огласка, которой раньше мне удавалось избегать, теперь вернулась с лихвой.

Телевизионные сюжеты вращались в основном вокруг Майкла и Дена, но у газет было достаточно времени и места для того, чтобы упомянуть и меня, поскольку экспертиза определила, что Майкл был убит около девяти часов вечера в пятницу, в то самое время, когда Ден Макклой должен был встретиться со мной. Канцелярия шерифа никак не комментировала ни официально, ни приватно то, почему вместо Дена к театру приехал Майкл Викери и почему встреча, на которую я не пришла, обернулась убийством.

Дуайт поступил очень любезно, воздержавшись от догадок вслух, однако средства массовой информации оказались не такими тактичными.

Упомянув про мое образование и профессиональные достижения, газеты не преминули напомнить о том, что я являюсь «единственной дочерью Кезии Нотта, одно время считавшегося крупнейшим бутлегером Северной Каролины». Два-три издания намекнули на то, что я — по крайней мере, до недавнего времени, — оставалась единственной белой овечкой в печально знаменитом семействе, в то время как другие уцепились за эпизод с листовками, оставив впечатление, будто убийство Майкла имело какое-то отношение к моим взглядам на проблемы секса, цвета кожи, наркотиков, беспошлинного алкоголя и бог знает чего еще.

Хотя средства массовой информации очень осторожно избегали публиковать любые материалы, которые могли бы привести к искам о защите чести и достоинства, огромная трясина вопросов без ответов, многозначительных намеков и недомолвок надолго засосала внимание аудитории. У меня возникло мрачное предчувствие, что я наблюдаю за тем, как мутный, неприятно пахнущий поток уносит прочь мою судейскую мантию.