Экспозиция чувств - Елена Жукова

***

– Хочешь, я сам тебя пересниму для поправки твоей самооценки, – продолжал утешать Глеба Корбус. – Можешь не сомневаться, будешь у меня красивым, как Ален Делон.

– Ален Делон? Это который в «Астериксе и Обеликсе»? Он же старый пень! Ой, – опомнился Гордин. – Прошу прощения!

Тут Элем Арсеньевич закатился рычащим хохотом:

– Не смущайтесь, юноша! Молодость вообще жестока. Ту-ту-ту… Вот что значит другое поколение! Ты не поверишь, Глеб, но Ален Делон в свое время был самым красивым парнем на свете. До неприличия красивым! Неужели ни разу не видел?

– Не видел. А вы можете попросить Сашу переснять?

– Сашку? Ох, нравятся мне эти мазохисты!

– Ведь я, как клиент, могу предъявить претензию? А вы скажите ей, что я разозлился и пригрозил написать негативный отзыв в Интернете. Договор-то у меня был как бы с вами… И что это может повредить вашей репутации.

– Ту-ту-ту… Теперь, значит, докатились до шантажа… Вы все никак не уйметесь, юноша?

– Глеб.

– Упорный ты парень, Глеб. Ты что, серьезно напишешь?

– Нет, конечно! Я просто ищу повод снова встретиться с Сашей.

– Да, упорный. Ты, кстати, чем по жизни-то занимаешься? Не коллектор, случаем?

– Я? Нет, не коллектор. У меня треть компьютерной фирмы. Небольшой… И я там директор по продажам.

– Директор? Су-ри-озно! Работа нравится?

– Если б не нравилась, я бы ей не занимался.

– Что ж, слышу речь не мальчика, но мужа… А годиков тебе сколько?

– Скоро тридцать три.

– И возраст хороший, вменяемый. Ту-ту-ту… Ладно, уговорил. Я Александру Федоровну сподвигну еще на одну фотосессию. Пусть переснимет. Но ты меня на старости лет сводником заделал!

В душе Глеба зашевелилась угасшая было надежда и благодарность к человеку, который взялся помогать ему… Хотя, честно говоря, он не заслужил помощи…

– Не сводником, а…этим… Миротворцем.

– Это такие в голубых касках и с оружием?

– Нет, это такие с крыльями и оливковыми ветвями в руках.

– Ангелы что ли? В ангелы мне пока рановато. Я еще пожить хочу!

– Живите долго-долго, Элем Арсеньевич!

– Подлизываетесь, юноша? Ладно, я сегодня добрый, прощаю. Но ты уж Сашку особенно не раздражай. Найди к ней подход, она у меня славная девочка.

– Я знаю, Элем Арсеньевич… хм-м-м…Вы сказали, что Саша ко мне неравнодушна…

– Ту-ту-ту… Ну, возможно, и сболтнул какую-то глупость…

– Я… я… В общем, я к ней тоже неравнодушен. Очень…

– Глеб? М-м-м… Это Александра. Александра Корбус.

Как будто бы Глеб нуждался в уточнении фамилии! Организм среагировал на виолончельный тембр быстрой мурашкой по всему телу.

Все-таки она позвонила! Все-таки всемогущему Элему удалось сподвигнуть Александру Федоровну! Хвала святому Корбусу! Определенно, это счастье – иметь такого заступника. Особенно, когда у самого дела идут хуже некуда. И ты ничего не можешь с этим поделать…

Сашины «артхаусные» портреты нанесли чудовищный удар по самолюбию Гордина. Ведь он всегда считал себя добрым порядочным малым. Его ценили на работе. Он был любящим сыном. Может, и не самым лучшим из сыновей, но, очевидно, не худшим. У него были друзья… И никто, кроме Корбус, не считал его ублюдком и подонком. А Саша считала… И, самое ужасное, что она была права… С ней Глеб будто бы становился другим человеком. Она провоцировала его на позорные поступки. Совсем несвойственные Глебу. Или свойственные? Может, Корбус разглядела в нем то, что не замечают другие? И внутри Глеба действительно живет страшный оскаленный монстр?

Если б Саша ничего для него не значила! Глеб удалил бы файлы с адскими карикатурами, убедил бы себя в том, что девчонка – злобная мстительная дрянь. И постарался бы поскорее выкинуть из головы всю эту мутную историю. Забыть даже фамилию «Корбус».

Но это было невозможно. Гордин был влюблен. И Сашино мнение о нем было важным. Самым важным. А она Глеба ненавидела… И, к сожалению, имела для этого все основания!

Может, не стоило настаивать на повторной фотосессии? Лучше было оставить все, как есть? Смириться с поражением, извлечь уроки… И затем в одиночестве залечивать больные чувства… Муть в Глебовой душе была похожа на брожение в кишках при расстройстве желудка. Жаль, что не существовало таблетки от душевных колик.

А тут еще, как назло, прицепилась бессонница! Глеб, по привычке, ложился в постель около полуночи, закрывал глаза… Но сон не шел. Мозг бесконечно прокручивал закольцованную пленку. Фильм про любовь. Его несчастную любовь. Вот первая встреча. Девчонка в короткой куртке защитного цвета. Глаза цвета кофе с молоком под крылатыми бровями. Растаявший снег в волосах. И поцелуй… Горький и невозможно сладостный. Поцелуй, изменивший Глебову жизнь. Вот незадачливая шпионка за рулем «косметички на колесиках». Съехавший набок парик, черные круглые очки в пол-лица. Смешной писклявый голос: «меня зовут Ал… Алла». А вот – студия Корбуса. Саша, занятая любимым делом. Ее завораживающий магический танец приближений, кружений, отступлений. Касания прохладных пальцев. И в итоге – голубая ссылочка, присланная в письме… А там – оскорбительное объяснение в нелюбви. Он нелюбим!

И снова все по кругу…

Забывался Глеб только под утро, в коротком тяжелом сне без сновидений. Утром, разбуженный будильником, – злой, раздраженный, с красными от недосыпа глазами он ехал в офис. И целый день ходил с таким выражением лица, что коллеги предпочитали не заговаривать с ним. Без лишней надобности. На фирме шушукались, что у коммерческого кризис. И только Злобный Червь точно знал, что происходило с боссом.

Они столкнулись возле места, что посещали все без исключения мужчины.

– Ого! У тебя, Мегабосс, такой вид, как у Волана-де-Морта. Проблемы с твоей папарацци?

– Ты видел? – мрачно спросил Глеб.

– Чо видел? – намеренно протупил Леха.

– Червячок, не прикидывайся идиотом! Ты ведь видел…

– Ну, видел… Я же все равно уже вовлекся…

– Согласен. И как? Похоже?

– По форме или по сути?

– И так, и так.

– По форме круть. Я ржал, как конь! А по сути бабские обидки. Не парься, чувачок, – утешил Глеба Леха. – Ты – самый пушистый из всех знакомых мне белых пушистиков!

***

И вот теперь Саша Корбус, сподвигнутая Корбусом, звонила ему.

– Да, – прохрипел в трубку Глеб. Голос снова изменил ему.

– Я… Я хотела… Я могу переснять. Если хочешь… Или дед может…

– Ты. Хочу, чтобы ты.

– Завтра нормально будет?