Краплёная - Элеонора Мандалян

Район этот, еще не так давно считавшийся глубоким пригородом, уже полным ходом заглатывался Москвой, неотвратимо наступавшей с запада и обложившей его высокими, многоквартирными домами. Но кое-где сохранялись еще и типично деревенские улицы. Одной из таких оказалась и та, на которой жили Трошины.

Погода была превосходная, какой ей и положено быть в конце июля. Припекало. Легкие облака лебедями плыли по небу. На пустырях скромно заявляли о себе полевые цветы – колокольчики, тысячелистник, чистотел, ромашки, прятала от солнца свои бархатные ладошки мать-мачеха. Бессменными стражами высилась вдоль сараев кусачая крапива. На одном из пустырей трава была скошена и собрана в стог до полного высыхания. «Отлично, – отметила про себя Катя. – Это место надо запомнить.»

В воздухе столбиками толклась мошкара. Надоедливо жужжали мухи. Время от времени проносились, как бомбовозы, тяжелые, перламутрово-синие жуки. Комарье так и норовило облепить свеженькую, не искусанную еще горожанку, вонзить в нее свои алчные хоботки.

Во дворах, перекликаясь, брехали собаки, драли лужоные глотки петухи. С почерневшего от дождей забора гроздями свешивались шишечки хмеля. В садах дозревали яблоки, сливы, груши, бордовыми капельками маняще темнели вишни. Воздух был напоен ароматом флоксов, левкоев, жасмина – ухоженной и обласканной цветочной элиты, скрывавшейся за заборами. Катя не могла припомнить, когда в последний раз позволяла себе прогуляться среди природы. Да она ведь и сейчас не гуляла. А так захотелось вдруг все послать ко всем чертям и просто БЫТЬ, просто радоваться жизни, синему небу, солнцу и цветам.

«А ну-ка соберись! – прикрикнула она на себя. – Нашла время разнюниваться.»

«Собраться» ей помогли братья по разуму. На деревянной лавке перед запу-щенной убогой хибарой три мужика с опухшими с перепоя физиономиями, о чем-то споря, громко матерились. Заметив незнакомку, все трое осоловело уставились на нее.

– Эй, красотка! – крикнул один. – Ты кто будешь? Местная аль из дачников? Что-то мы тебя тут прежде не видали.

«Красотка» это хорошо. Даже из пасти алкаша, подумала Катя. Она попыталась пройти мимо, сделав вид, что окликнули не ее. Но другой пьянчужка вскочил и, топчась петушком, преградил ей дорогу на узкой тропе.

– Брезгуешь, да? Не компания мы тебе?

Разом преображаясь, Катя подбоченилась и храбро уставилась на приставав-ших.

– Чего распетушились, мужики? Что, выпить хочется, а не на что?

– Ты смотри, как в точку попала! – хлопнул себя по ляжке третий. – Молодая, а смекалистая.

– Сколько у вас тут пузырь стоит в вашем сельмаге?

– Да какие там сельмаги, – заскулил пристававший. – Понатыкали кругом частные лавочки. В них навалом всякого заграничного дерьма. Дерут втридорога, а нашей, родненькой, «Столичной», днем с огнем не сыщешь.

– Ну, меня ваши проблемы как-то не очень волнуют. Вот вам на бутылку. Выпьете за мое здоровье, коль не забудете. – Катя достала из сумочки деньги и сунула в руку тому, что был к ней ближе.

– Вот это другой коленкор, – обрадовался алкаш. – Видали, братва, какую золотую рыбку я вам подцепил! Иди, милая, с Богом. Тебя тут ни одна собака теперь не тронет. А коль заденет кто, скажи: «Будешь иметь дело с Серёгой». Враз отвалятся.

– Договорились… братва. – Неожиданно она с силой шлепнула Серёгу по лбу.

– Т…ты чего дерешься? – опешил тот. – Сдурела что ли?

– Да не дерусь я. Комара пожалела. А то напился б твоей кровушки и окосел. – И, помахав им ручкой, Катя продолжила свой путь.

Свернув направо, она оказалась на нужной ей улице, а вскоре отыскала и дом. Сфотографировав его издали, Катя медленно пошла вдоль забора беспечной, гуляющей походкой. Забор был редкий и шаткий. Калитка держалась изнутри на деревянной вертушке, которую одинаково легко можно открыть с обеих сторон. Никто не облаял ее, не отогнал от калитки. Значит, собаку Трошины не держат.

Большой, добротный дом, стоявший посреди двора, был сложен из квадрат-ных бревен. Окошки украшены резными наличниками и ставнями, выкрашенными белой масляной краской. Кровельное железо на высоко задранном коньке крыши ослепительно блестело на солнце. Над крылечком двускатный резной козырек с деревянной белой «оборочкой». А метрах в двух от дома, почти вплотную к забору, притулилась «лачужка-сараюшка» под односкатной, крытой толем крышей, сколоченная из нетесаных досок, с одним-единственным подслеповатым оконцем. Впрочем, может было и второе, с противоположной, не видимой с улицы стороны.

Двор был вытоптанный, почти голый. Козлы, топор, воткнутый в обрубок бревна, штабелями сложенные дрова под стенкой – зимние заготовки для печки. Скворечник на старой березе, скворечник побольше под березой – дворовый нужник, и несколько фруктовых деревьев. Вот и все «медвежье хозяйство».

«Будем считать, знакомство состоялось, – удовлетворенно кивнула Катя. Она медленно прошлась до конца забора и повернула обратно. – Странно только, что никого нет. Лето, как ни как. Вон, в других дворах полно народу – женщины, дети, старики.»

С натужным скрипом отворилась дверь. Из пристройки вывалилась неряшливо одетая толстозадая баба с тазом в руках и, переваливаясь как утка с ноги на ногу, пошла вглубь двора, где и выплеснула с шумом содержимое таза.

«Большая Медведица собственной персоной», – догадалась Катя и ускорила шаг, чтобы выглядеть со стороны прохожей, а не праздно шатающейся.

На обратном пути женщина заметила незнакомку за забором и, как положено сельским жителям, оглядела ее с ног до головы. Но тут же потеряв интерес к ничем внешне не выделявшейся девице, скрылась в пристройке.

Катя повернула назад, к станции, внимательно изучая соседние с трошиным дома. Солнце припекало все сильнее. Комары становились нахальнее и злее, норовя укусить даже через платье. Ей приходилось то и дело шлепать себя – по рукам, по ногам, по лицу. Она замедлила шаг перед садом, в котором буйно цвели георгины и золотые шары, тянули вверх разноцветные стрелы гладиолусы, и, любуясь цветами, остановилась у забора. На клумбе, по локоть в земле, копалась женщина. Цветастая косынка, защищавшая ее от солнца, спозла набок и прядь седых волос упала на глаза.

– Бог в помощь! – крикнула ей Катя. – Какие у вас чудесные цветы.

– Купить хочешь? – Женщина с трудом разогнула спину и отерла потный лоб тыльной стороной руки, отчего на лице остались коричневые разводы.

– Почему не купить, если продадите, – тут же согласилась Катя.

– Так заходи. Сама показывай, какие хочешь. Калитка не заперта.

Катя толкнула калитку и прошла в сад.

– Я бы хотела букет гладиолусов.

– Губа не дура. Они ж самые дорогие.

– Ничего. Не разорюсь.

– Как знаешь. Хозяин барин. – Женщина вытащила из кармана фартука садовые ножницы и пошла к клумбе с гладиолусами. – Они еще только зацветают. Бутоны совсем. Дней десять у тебя в вазе простоят, пока все до единого не распустятся. А ты сама-то чья будешь? – поинтересовалась женщина, аккуратно срезая высокие, гордые стебли.