Белый свет - Руди Рюкер

Кэти с усилием оттолкнулась от ветрового стекла. Машина нырнула вперед и бамкнула о землю. Шины лопнули, и колеса заскрежетали по сливающейся красной поверхности. Задок задрался, и машина начала медленно кувыркаться, рассыпая снопы искр каждый раз, когда задевала за землю, превратившуюся каким-то образом в скалу.

Бутылки с пивом выпали из ящика и колотились по кабине вместе с нами. Кэти визжала, и я сумел обхватить ее руками. Направление гравитации снова изменилось, и теперь мы падали вверх, или поперек, или вниз по красной пустыне, упирающейся в пылающий белым горизонт.

– БОГ В ПОМОЩЬ, – сказала машина, и ее не стало. Она превратилась в шар белого света, облетела вокруг нас, а затем так быстро, что нельзя было уследить, вспышкой промчалась в горящую щель впереди.

В каком-то отношении мне в свободном падении стало легче. Сопротивление воздуха практически не ощущалось, и Кэти, и я, и книга, и дюжина пива падали сквозь ландшафт вместе. Мы медленно вращались, двигаясь параллельно земле. Внезапно я почувствовал, что один мой зуб исчез. Нам уже под сотню, наверное.

Мы с Кэти все еще летели, вцепившись друг в друга.

– Времени почти не осталось, – тихо сказал я ей. У нее были дикие от ужаса глаза, и ей понадобилась целая секунда, чтобы понять меня.

Наконец до нее дошло. У нее остались только передние зубы, и она быстро проговорила;

– Отправь меня назад, Феликс. Я к этому не готова.

Горизонт стал ярче и ближе.

– Ты уверена? Раньше или позже тебе нужно попасть сюда, или Дьявол поймает тебя.

У нас уже совсем не осталось зубов, а пивные бутылки вокруг нас лопались, как мыльные пузыри, и пропадали одна за другой.

– Отправь меня назад, Феликс! – крикнула она. – Да побыстрее.

Это было просто. Я только подождал, пока мы в своем вращении не заняли позицию, в которой она оказалась между мной и землей, и.., толкнул ее. Мы медленно разошлись. Земля удалялась от меня и приближалась к ней. Наши глаза были прикованы друг к другу. Четыре глубоких озера. А потом удар порвал ее в клочья.

Я не отвернулся. Я смотрел не отрываясь, пока не увидел, как зеленый огонек вспорхнул от земли и закружил неуверенно. Это было ее решением, но я чувствовал себя виноватым за то, что позволил ей сделать это. Что я там пообещал Иисусу? Я помолился, чтобы она благополучно перевоплотилась.

Все бутылки исчезли, а моя книга превратилась в тоненькую брошюрку, порхающую рядом со мной. Я потянулся к ней левой рукой, но остановился, увидев, что от руки остался лишь обрубок. Все пальцы на ногах и на левой руке пропали. Правая рука была еще невредимой, и я воспользовался ею.

Я крепко зажал брошюру. В ней осталось пять страниц. Если бы в ней было на страницу больше, то это было бы.., было бы.., я не смог представить себе число больше пяти.

Больше чего? Моя левая нога исчезла с большей частью живота. Голова, две руки и нога. Получалось четыре. Когда-то у меня было что-то еще, но что именно?

Правая нога и остатки туловища испарились. Я крепко держал оставшиеся три страницы в щепоти. Мне стало интересно, о чем говорилось на этих страницах. Я медленно поднес их к лицу. Левой руки не стало. Два.

Две вещи. Я и книга. Голова и рука. Большой палец и указательный. А что еще у меня было?

Обложки давно улетучились, и я мог видеть верхнюю страницу. На ней было два слова. Я напрягся, чтобы прочесть первое слово.

И прочел. Один глаз. Одна страница. Одно слово.

Единый.

"Я полагаю, что большинство людей, решивших проверить это, согласятся, что оно является центральным моментом озарения.

А именно, что здравомыслие не является фундаментальным свойством разума и есть лишь обыкновенное, причем переменное, условие, которое, как жужжание колеса, перемещается вверх и вниз по музыкальной гамме в согласии с физической деятельностью, и только в здравом рассудке существует формальное или сравнительное мышление, тогда как голая правда жизни воплощается совершенно вне здравого смысла; и вот именно немедленный контраст между «не имеющей вкуса водой души» и формальным мышлением, когда мы «приходим в себя», оставляет пациента с чувством изумления от того, что ужасная тайна Жизни стала наконец бытовым и привычным делом и что если отвлечься от чисто формальных признаков, то великое и абсурдное имеют равное достоинство".

Бенджамин Пол Блад

Воздух был полон отвратительного визга. Мимо меня проносились маленькие яркие фигурки, толпой собиравшиеся у фонтана и кружившие около него. Мужчина с жирными грязными волосами склонялся над ними, делая пометки в большом блокноте и вкладывая что-то в каждую крохотную ручонку. Почему я никак не мог запомнить его имени?

Я сохранял вертикальное положение в толпе темных форм, увенчанных кивающими белыми пятнами. Белые пустые лица жадно наблюдали за судьей. Сэмми. Над головой шипели сине-белые огоньки. Они мерцали, и движения фигур в масках были порезаны на десятки застывших кадров. Телега с собачьей конурой. Серебряный куб с торчащими из него ногами. Разноцветная ткань, резина, перья, краска.

Мелкий красный дьяволенок пнул меня в ногу, протискиваясь мимо. Его лицо сияло от возбуждения. В правой руке он нес выскобленную изнутри голову. Апельсин.

Шум не прекращался. Он исходил из электрифицированной трубы. Серая металлическая музыка кишок и почек, голос, выкрикивающий имена. Щелчки статического электричества – и все само по себе.

Вокруг меня стоял гул, слова сталкивались друг с другом и слипались. Я должен был вставить что-нибудь между ними. Из моей груди вылезла опухоль, раскрылась, и мои пальцы вынули из нее белый баллончик. Огонь, теплый дым. Между.

Они шептали мое имя и проталкивали меня вперед.

Но я был слишком скор для них, слишком груб. Я взорвался, пробился сквозь их сердитые крики к рваному краю толпы. Я мог идти куда хочу. И я пошел прочь от этого ужасного шума.

Шаги за спиной и рука на моем плече.

– Феликс, что с тобой случилось?

Я обернулся, дыша дымом внутри. Минуту я рассматривал лицо. Желтоватая кожа, полные губы, пристальный взгляд. Эйприл.

Она взяла меня за руку и потащила обратно, к шуму.

Айрис сидела в своей коляске, одетая в костюм зайчика.

Ее блестящий взгляд остановился на мне.

– Да-да!

Я наклонился и пощекотал ее щечку, ее животик.

Она улыбнулась и снова стала смотреть на других детей.

Лицо Эйприл выражало смесь облегчения и злости.

Я слабо махнул рукой.

– Давай пройдем немножко вниз по улице, крошка.

Я не могу думать при таком шуме.