Красотка для маркиза - Барбара Картленд

— Поэтому я и должна обязательно победить ее, — сказала Мелинда. — На мой взгляд, она просто чудовище. Я еще ни разу не видела такой ужасной женщины. Но в то же время она так красива!

— У женщин, подобных ей, и красота может быть отталкивающей! — резко прервала ее миссис Медоуз, а потом вдруг радостно воскликнула:

— Смотрите, у меня же есть то, что вам требуется! Мисс, у меня есть просто замечательная вещь для вас! Я даже и не подумала об этом прежде, потому что она из коллекции моих самых любимых платьев. Я говорю об амазонке, которую носила бабушка его светлости, когда была во Франции и принимала участие в охоте на кабана, устроенной королем Людовиком IV.

Насколько я помню, она была очень хрупкого телосложения, правда, в мое время она, разумеется, была уже дамой весьма преклонного возраста, но всегда строго следила за фигурой, и в кладовке осталось великое множество ее нарядов, которые и сейчас вызывают восхищение.

Во время своего рассказа миссис Медоуз поочередно открывала дверцы гардеробов; наконец она извлекла из одного из них прелестную амазонку из темно-голубого бархата, украшенную серебряными галунами и сверкающими пуговками с голубыми сапфирами. Вырез был отделан роскошным кружевным жабо; к наряду прилагалась крошечная треугольная шляпка с изогнутым страусиным пером.

— Очаровательно! — воскликнула Мелинда. — Но каковы пуговки! Неужели это настоящие камни?

— Неужели вы могли подумать, чтобы ее светлость надела что-нибудь не настоящее? — спросила миссис Медоуз. — Ну а теперь примерьте это платье, мисс. Я думаю, что оно должно оказаться вам впору, можете мне поверить, у меня глаз наметанный. Так, а где же башмачки?

Спустя четверть часа Мелинда медленно спустилась по лестнице вниз. Возможно, ее костюм был чересчур наряден, но она выглядела в нем лучше, чем когда-либо. Голубой бархат платья подчеркивал удивительный цвет ее глаз; пышное страусиное перо ласкало ее щеку; жабо из воздушных кружев окружало шею; при каждом шаге сапфиры и бриллианты ослепительно сверкали.

Она услышала громкий смех, который доносился из столовой, но прошла мимо и, выйдя через парадную дверь, спустилась по ступеням.

Конюхи были заняты чисткой лошадей, на которых прибыли гости. Лошадь Кегли, горячего жеребца, было трудно удержать на месте, и два конюха безуспешно пытались поставить его в стойло. Старший конюх, мужчина в годах, с которым накануне беседовала Мелинда, вышел вперед.

— Вам нужна лошадь, мадам?

— Да, — ответила Мелинда. — Я буду участвовать в скачках на Громовержце.

Конюх замер, словно громом пораженный.

— Боюсь, мадам, его светлость не разрешит вам взять Громовержца. Вчера я говорил вам, что он совершенно не послушен даже мужской руке, что уж говорить тогда о даме.

— Я поскачу на Громовержце, — уверенно повторила Мелинда. — Позвольте мне пройти к нему в стойло.

— Будьте осторожны, мисс. В прошлом году он сбросил одного из моих парней, и тот после этого почти три месяца провалялся в больнице.

— Не бойтесь, я буду осторожна, — сказала Мелинда.

Она прошла в стойло. При ее приближении Громовержец повел ушами и гневно раздул ноздри. Мелинда заговорила с ним, как говорила когда-то со своими собственными лошадьми.

Очень медленно она положила руку ему на шею.

— Ты поможешь мне, мальчик? — ласково проговорила она. — Ты должен обязательно показать им всем, на что способен; а я тоже обязательно должна кое-что доказать себе самой.

Мелинда продолжала говорить, и казалось, что жеребец внимает ее голосу. Наконец она начала ласково гладить его по морде, а затем повернулась к старому конюху, который все это время наблюдал за девушкой и непокорным конем.

— Ну а теперь седлайте его, — сказала Мелинда. — Думаю, он все понимает.

— В жизни не видел ничего подобного! — воскликнул старик. — Я сам оседлаю его, мадам, ни одному из своих ребят не доверю этого. Не знаю, правда, что на это скажет его светлость.

— Я подъеду на нем к парадной двери, — сказала Мелинда, понимая, что ей гораздо легче будет убедить маркиза, сидя на лошади, нежели стоя на земле.

Когда вся компания высыпала из столовой, уничтожив все холодные закуски, приготовленные поваром, в мгновение ока и выпив изрядное количество шампанского из погребов маркиза, Мелинда как раз подъезжала на Громовержце к парадной двери дома.

— Боже мой! — услышала она, как воскликнул капитан Вест. — Что это за лошадь, на которой сидит Мелинда? Никогда в жизни не видел более великолепного жеребца!

— Это Громовержец, — ответил маркиз, и по его лицу Жервез Вест понял, что тот вне себя от бешенства.

— Думаешь, она справится с ним? — спросил капитан.

Маркиз ничего не ответил, а просто направился к Мелинде.

— Я не желаю этого видеть! Вам понятно, Мелинда? Я категорически запрещаю вам садиться на эту лошадь!

— Да, но я уже села на нее, милорд, — парировала девушка.

— Тогда я приказываю вернуть ее в конюшни, а вам подыскать другую лошадь, — сказал он.

Маркиз протянул руку и хотел взять Громовержца под уздцы. И в это мгновение жеребец то ли возмутился тем, что ему хотят помешать, то ли почувствовал укол шпор Мелинды — трудно сказать, но он встал на дыбы, и маркиз был вынужден отступить; после этого Мелинда, умело направляя Громовержца, проехала немного вниз по аллее, как бы давая лошади успокоиться.

— Успокойся, малыш! Успокойся! — говорила она жеребцу. — Будет очень жаль, если они испугаются и, пожалуй, в самом деле запретят мне ехать на тебе.

Лошадь Кегли уже привели из конюшен.

Кегля, смеясь и, как всегда, сквернословя, спустилась по ступенькам, и кто-то помог ей сесть в седло. Она пронзительно вскрикивала, требуя сначала свои перчатки, потом свой хлыст, и непрерывно обменивалась шутками с окружавшими ее джентльменами, но потом, оглянувшись, заметила Мелинду, которая ожидала немного в стороне на огромном черном жеребце. Глаза ее оценивающе сузились, в первый момент она ничего не сказала, но затем разразилась громким смехом.

— Боже мой! Я и представить не могла, что все будет так торжественно обставлено. Моя соперница так разоделась, словно приготовилась сразить нас наповал! А может, кто-то и будет сегодня сражен? Кто знает?

Кегля дождалась, пока окружающие ее джентльмены рассмеются, а затем наклонилась и положила руку на плечо маркиза.

— Дрого, Том принимает пари, — сказала она. — Поставь свои деньги на меня. Мне хотелось бы приумножить твое состояние.

— Благодарю тебя, Кегля, но я против этого состязания, — ответил ей маркиз. — Я не буду ставить ни на кого из соревнующихся.

— Тогда я просто подарю тебе свою победу, — нежно сказала Кегля. — Ведь на карту поставлено еще кое-что, помимо пятисот гиней, и ты знаешь это, не так ли?