Название игры - Нора Робертс

Сэм долго, не отрываясь, глядел в темноту за окном. Гнев, переполнявший его, был так неистов и было так трудно его сдерживать, что он боялся говорить. Джоанна была ребенком, невинным и беспомощным. А всем было на это наплевать.

—Ты когда-нибудь говорила с ним об этом?

—Нет, да и незачем было. В отношении меня он не переменился. Обо мне должным образом заботились, дали хорошее образование, и я могла делать все для достижения своих целей, лишь бы они не противоречили его интересам.

—Они не заслуживали тебя! Они оба!

—Это не важно, — устало вздохнула она. — Я больше не ребенок.

«И не была им с момента прочтения письма», — подумал Сэм.

—Для меня это важно. — Он взял в ладони ее лицо. — Ты важна для меня, Джоанна.

—Я никогда не собиралась говорить об этом ни тебе, ни кому-либо другому. Но теперь, раз я это сделала, ты должен понимать, почему я не могу позволить, чтобы наши отношения зашли слишком далеко.

—Нет!

—Сэм...

—Я понимаю только то, что у тебя было паршивое детство и через то, что произошло с тобой, не должен проходить ни один ребенок! И еще я понимаю, что от этого остаются шрамы.

—Шрамы? — Она вскочила на ноги, издав короткий надтреснутый смешок. — Разве ты не знаешь, моя мать была больна? Ах да, это держалось в тайне от прессы, но я сумела это раскопать. В последние годы жизни она лежала то в одной закрытой клинике, то в другой. Маниакальная депрессия, нестабильность, пристрастие к алкоголю. И наркотикам... — Джоанна прижала к глазам ладони, пытаясь взять себя в руки. — Она меня не растила, и я не уверена, кто на самом деле мой отец, но она была моей матерью! Я не могу забывать ни об этом, ни о том, что мне, возможно, от нее что-то передалось!

Сэм снова встал. Его первым порывом было надавить осторожно, но он понял, что это неверная тактика. Джоанну нужно привести в чувство быстро и резко.

—Джоанна, не в твоем стиле все так драматизировать!

Его слова возымели именно тот эффект, на который он и рассчитывал. В ее взгляде сверкнул гнев, а щеки тут же вспыхнули.

—Как ты смеешь мне говорить такое?

—А как ты смеешь стоять тут и выдавать малозначимые оправдания, что не можешь мне доверять?

—Это не оправдания, а факты.

—Мне наплевать, кем была твоя мать и кто твой отец. Я влюблен в тебя, Джоанна! Рано или поздно тебе придется это принять и сделать следующий шаг.

—Я все время говорила тебе, что это ни к чему не приведет. И сейчас объясняю почему. Но это только одна часть всего. Моя часть.

—И что же еще? — Он запустил большие пальцы рук в карманы и покачался на каблуках. — Хорошо, выкладывай остальное!

—Ты — актер.

—Это верно, но ты же не собираешься проводить никаких аналогий с тем ответом.

—Меня всю жизнь окружали актеры, — продолжала она, стараясь быть терпеливой. — Я понимаю всю напряженность и требовательность профессии, невозможность, особенно для талантливого актера, держать в тайне свою личную жизнь, чтобы она действительно оставалась личной. И я знаю, что так случается даже с лучшими людьми, несмотря на все их намерения и усилия. Если бы я верила в счастливые браки (а я в них не верю), то все равно не стала бы верить в счастливый брак с актером!

—Я понимаю. — Не сердиться на нее было трудно, но совсем невозможно было не сердиться на тех, кто главным образом приложил руку к формированию ее убеждений. — И этим ты хочешь сказать, что, раз я актер, и, хуже того, хороший актер, отношения со мной — слишком большой риск?

—Я просто говорю о том, что делает будущее наших отношений невозможным. — Она помолчала, собираясь с силами. — И если ты больше не захочешь меня видеть, я пойму.

—Неужели?

Он некоторое время пристально разглядывал ее, как будто прислушавшись к ее словам. Джоанна заранее приготовилась ко всему. Она знала, что закончить отношения будет больно, но это не могло сравниться даже с самыми сильными страхами. Она взглянула ему в глаза, когда он приблизился. В них не было ничего.

—Ты идиотка, Джоанна! — Он рывком притянул ее к себе, так резко, что она вскрикнула от удивления. — Ты что, думаешь, мои чувства к тебе можно включить или выключить? Ты, черт побери, так и думаешь, верно? Я по лицу вижу. Ну что же, я не собираюсь по-тихому уходить из твоей жизни, а если ты полагаешь, что тебе удастся вышвырнуть меня, то будешь разочарована!

—Я не хочу, чтобы ты уходил. — Слезы заволокли ей глаза, хотя она и думала, что со слезами покончено. — Я просто не думаю...

—Вот и не думай! — Он подхватил ее на руки. — Ты слишком много думаешь.

Джоанна не сопротивлялась, когда он отнес ее наверх. Она покончила со спорами, извинениями, объяснениями. Может быть, желание, чтобы о ней позаботились, и было слабостью, но у нее не было никаких сил пережить эту ночь одной. Ей не хотелось думать. Сэм был прав, посоветовав ей не делать этого. Ей совсем не хотелось думать, сколько часов осталось от этой ночи. В одночасье исчезли преграды для чувств, и она позволила им взять верх. Сэм был нужен ей. И не будь она такой измотанной, это бы ее испугало.

В спальне было темно, но он не стал зажигать свет. Ароматы сада струились в окна, переносимые ночным ветерком. Он молча уложил ее на кровать и сел рядом.

В то мгновение им нужно было так много сказать, что они не могли говорить вовсе. Когда-то Сэм считал ее холодной, сильной и самодостаточной. Эта женщина интриговала и завораживала его. Заинтриговала настолько, подумал Сэм, что он благодаря этому копнул глубже. И чем больше он узнавал о ней, тем глубже открывался перед ним ее внутренний мир.

Она была сильной в лучшем смысле этого слова. Она умела принимать удары и разочарования и справляться с ними. Некоторые люди, которых он знал, на ее месте признали бы себя виноватыми, стали бы искать опору или бы вовсе сдались. Но Джоанна, его Джоанна, находила свое место и поступала так, чтобы ее дело приносило плоды.

За оболочкой сильной женщины он нашел страсть. Он и раньше чувствовал, а теперь убедился, что она была нерастраченной. Была ли это судьба, игра слепой фортуны или совпадение, но он нашел ключ, освободивший эту страсть. И он не позволит, чтобы она снова была заперта или ее отпер кто-нибудь еще, кроме него самого.

За страстью скрывалась трогательная застенчивость. Нежность, которая сама по себе была чудом, принимая во внимание детство Джоанны и разочарования, которые жизнь преподнесла ей в столь раннем возрасте.

И наконец, миновав все остальное, он обнаружил ядро хрупкости. Он был полон решимости оберегать эту ранимую натуру. Именно хрупкую Джоанну он сегодня ночью будет любить!

Между ними, помимо любви, будет доброта. И помимо влечения — сострадание.

Легким, еле уловимым, словно шепот, движением он откинул волосы с ее лица. На щеках Джоанны еще не высохли слезы, и он бережно стер их кончиками пальцев. Он не сможет сделать так, чтобы их больше никогда не было, но сделает все возможное, чтобы она не плакала в одиночестве.