Девиантная принцесса - Трейси Лоррейн

class="p1">— Ч-что ты собираешься делать? — Запинаясь, спрашиваю я, хотя почти уверена, что на самом деле мне не нужно, чтобы кто-то разъяснял мне ответ.

— Я думаю, пришло время Жнецам перейти под новое руководство, — отвечает папа, его голос холодный и навязчивый.

— Правильно.

— Подойди и сядь, милая. Твоя мама спит.

— Мама здесь? Разве она не должна быть в больнице?

— В отделении Чирилло? — Спрашивает Круз. — Нет, мы подумали, что, вероятно, нам следует ее выписать. Мама позаботилась о ее уходе, верно, сестра? — Он нахально подмигивает.

— Следи за своим языком, мальчик, — говорит бабушка с усмешкой, казалось бы, совершенно равнодушная ко всему этому. Я думаю, ты не проведешь свою жизнь в качестве старой леди президента, не развив терпимость к такого рода дерьму.

В комнате воцаряется тишина, и я оглядываю лица, останавливаясь на Фейт. Она выглядит немного старше меня, хотя и ненамного. Она также выглядит совершенно равнодушной к тому, что мы обсуждали.

— Фейт двадцать. Она в университете Ловелла, — говорит Круз, заполняя некоторые мои пробелы, как будто он может читать мои мысли. — Подумал, что ты, возможно, захочешь, чтобы рядом была девушка.

— Спасибо, — шепчу я, упоминание о том, чтобы потусоваться с девушкой, внезапно заставляет меня болезненно осознать, что я оставила позади не только Тео, но также Калли и Стеллу.

— Итак… где мы?

— Котсуолдс. Дом бабушки и дедушки Мэла и Фейт.

— Они умерли несколько лет назад, — объясняет Мэл. — Это вне сети. Мы подумали, что, вероятно, это будет безопасно, пока мы разрабатываем план.

Я провела много времени с Мэлом с тех пор, как начала тусоваться с Крузом и Жнецами, но я думаю, что могу по пальцам пересчитать, сколько раз я слышала, как он говорит. И я почти уверена, что это самое большое количество слов, которые я когда-либо слышала от него за один присест.

— Достаточно справедливо. Здесь красиво, — говорю я, оглядывая старомодную кухню в фермерском стиле.

— Да, это то, к чему мы стремились, — шутит Круз.

— Мы дадим вам всем немного уединения, — говорит Фейт, хлопая своего брата по голове, за ней следуют Ксандер и Ганнер.

Мы все сидим в тишине, пока они шаркающей походкой выходят и закрывают за собой дверь.

— Ты собираешься убить его, не так ли? — Выпаливаю я, как только мы остаемся одни.

— Не задавай вопросов, на которые не хочешь знать ответы, малышка, — говорит Круз.

— Вопреки распространенному мнению, я действительно могу справиться со всем этим тяжелым дерьмом. Я знаю, что эта жизнь не красива и не легка. Я знаю, о каком насилии идет речь. И, несмотря на то, что папа пытался удержать меня подальше от этого, я не могу избавиться от чувства, что мне всегда было предназначено быть частью этого, ты знаешь.

— Клуб течет по нашим венам, нравится нам это или нет, из-за тех, кого мы любим, Эмми, — говорит бабушка. — И ты права. Эта жизнь… она запутанная. Это непредсказуемо. Грубо. И иногда вам приходится принимать трудные решения на благо клуба. Вы должны быть эгоистичны, потому что речь идет не только об одном или двух людях.

— Мы — семья. Все мы. И мы защищаем своих.

Точно так же, как это делают Чирилло. Возможно, мне не нравится то, что сделал Дэмиен, но, кажется, я начинаю это понимать.

Все дело в семье. И настолько, насколько я одна из Жнецов, я тоже одна из них.

Но могу ли я быть и тем, и другим, или они в конечном итоге разорвут меня прямо посередине в этом перетягивании каната?

ГЛАВА 21

Эмми

— Готова отправиться в путь? — Говорит Мэл, присоединяясь к Фейт и мне, когда мы сидим в старом патио их бабушки и дедушки вокруг обогревателя, передавая косяк туда-сюда.

Некоторое время назад папа неодобрительно посмотрел на меня из кухонного окна, но черт с ним. Я думаю, мы прошли точку, когда он отчитывал меня за плохие решения.

Фейт делает затяжку косяка, а затем передает его мне.

— Конечно. — Она пытается встать. — У тебя есть мой номер в этой записной книжке. Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится.

— Спасибо, — говорю я честно. Она сидела здесь со мной и в основном мирилась с моим молчанием, пока я пыталась переварить все, что узнала с тех пор, как проснулась.

Это много. Все это.

— В любое время. Я знаю, каково это — быть в окружении этих придурков.

— Да, да, этого достаточно, — говорит Мэл, ероша волосы своей сестры, пока она не делает движение, чтобы последовать за ним к его байку, который припаркован среди всех остальных в конце сада.

Я смотрю, как они оба надевают свои шлемы, а затем машут, когда уходят, вокруг меня устанавливается тишина.

Я дрожу от холода, но отказываюсь возвращаться внутрь.

Оставив папу, Круза и остальных на совещание на кухне, бабушка, Пайпер и я пошли навестить маму. Бабушка поселила ее в том, что раньше было кабинетом.

Один взгляд на нее, даже спящую, и я могла видеть, какого прогресса она добилась с тех пор, как я видела ее в больнице на днях.

Она проснулась, когда мы сидели там, но она много не говорила, хотя у меня было ощущение, что это как-то связано с бабушкой и Пайпер, потому что каждый раз, когда она смотрела на меня, я чувствовала, что у нее на уме миллион и одна вещь. Но она держала все это внутри.

Наверное, мне стоит пойти и посмотреть, не спит ли она еще, и выяснить, чего она хотела, но я не уверена, что у меня хватит сил на еще какое-то дерьмо.

К сожалению, у меня нет особого выбора, чтобы сидеть здесь в одиночестве дольше, потому что не прошло и двух секунд, как задняя дверь открылась и на меня упала тень.

— Могу я присоединиться к тебе? — Спрашивает папа, садясь на стул, на котором Фейт была всего несколько минут назад.

— Конечно, — говорю я, зная, что он никогда не уйдет, если я откажусь. — Хочешь немного? — Спрашиваю я, передавая косяк.

— Да. Но не привыкай к этому.

— К чему? Кайфовать с моим отцом? Я думала, ты хочешь быть крутым, старик, — шучу я.

Он смотрит на меня с косяком на полпути к губам. — Я крутой, детка. Не моя вина, что ты не узнала бы «крутость», даже если бы это ударило тебя по лицу.

— Так полон дерьма, — бормочу я со смехом.

— Говоря об этом…

Я не могу не стонать.

В ту секунду, когда я увидела его сидящим на кухне, я поняла, что меня ждет мир боли.

Этот «разговор» назревал с