Эволюция оружия. От каменной дубинки до гаубицы - Оливер Хогг

Появление артиллерии на мировой сцене внесло новый фактор в искусство войны и сделало доступными для полевых командиров новые формы нападения и защиты. Это событие в конце концов изменило весь ход сражения. Это было блестящее изобретение XIV века. Вначале появление артиллерии вызвало немного изменений на военной сцене, разве что она привлекала внимание своей новизной, шумом и дымом, поскольку период созревания был длительным, и развитие шло медленно. Можно сказать, что артиллерия страдала от «неизбежности постепенности». Поэтому в первые годы пушки не заняли подобающего им места в арсенале военных. Более того, их часто считали помехой, а не помощью в достижении победы, и в первое время их ценность определялась только способностью терроризировать суеверные умы, поскольку их эффективность была ниже, чем у военных машин. Двумя столетиями позже – в 1580 году – Монтень писал: «Помимо оглушительного грохота, к которому нам предстоит привыкнуть, я полагаю, это совершенно неэффективное оружие, и надеюсь, что рано или поздно мы от него откажемся».

На артиллерию чаще всего смотрели как на помеху: она была неповоротливой, слишком тяжелой для транспортировки, и, когда намечалось серьезное сражение, ее предпочитали оставлять позади. Вероятно, уместна аналогия, проведенная между артиллерией и военными машинами, механизацией и лошадью. Надвигалось нечто неведомое, злобное, угрожающее рыцарству и зрелищности сражений, следовательно, от этого следует держаться подальше. Такое отношение до некоторой степени поощрялось европейцами, жившими в век, когда стратегия и тактика определяют оружие, а не наоборот, как в наши дни. Помимо того, что примитивная пушка вовсе не была мощным смертоносным орудием, она была опасна для собственного орудийного расчета. Как уже отмечалось, первоначальный успех являлся чисто психологическим, потому что ущерб, который могла нанести пушка, был намного меньшим, чем при действиях баллисты или катапульты. Необходимо понимать, что пушка далекого прошлого была совершенно не похожа на свою современную родственницу. Это была довольно уродливая конструкция, маломощная, ненадежная и опасная, причем не так для врагов, как для своих же артиллеристов. Она так же похожа на современную пушку, как гомункулус на атлета. Это пародия на настоящее орудие, пародия, пришедшая из научных глубин.

Невозможно провести четкую прямую линию между небольшим личным оружием, работающим на том же принципе, позже названным стрелковым оружием, и пушкой XIV века. В современных записях обычно использовалась одна и та же номенклатура, чтобы определить оба класса огнестрельного оружия: некоторые пушки были настолько малы, что выстрел можно было произвести с плеча. Ружье XIV века, по сути, являлось миниатюрной пушкой. Поэтому различие между ручным оружием и маленькой пушкой в ранней европейской литературе не является отчетливым. Оба произошли от одного предка – примитивной пушки, и прошло еще два столетия, прежде чем ружье как личное оружие наконец вышло из тени. Вплоть до XVI века его считали разновидностью легкой артиллерии, некой ручной пушкой, которую обслуживает один или два человека – в зависимости от обстоятельств. Посему, встречая упоминание о hangonne, следует помнить, что этот термин не обязательно имеет значение, которое мы по привычке в него вкладываем. И текст часто приобретает двусмысленность, особенно это касается Англии, где длинный лук оставался во главе угла до прихода к власти королевы Елизаветы I. Вероятно, по этой причине многие писатели приписывают появлению настоящего ручного огнестрельного оружия более раннюю дату, чем определяется фактами. Например, в контракте, как утверждалось, составленном между Джоном Старингом и Хельмингом Легетом (позже его сочли подделкой), упоминается слово sclopus. Относится ли оно к настоящим ружьям? Латинское слово sclopus (scopetus, scoptum) в Италии 1331 года использовалось для обозначения маленькой бомбарды, обслуживаемой одним человеком. Такое оружие использовалось жителями Болоньи в 1360 году при нападении на Касалечио. И снова возникает тот же самый вопрос: речь идет о легкой артиллерии или же о личном оружии пехотинца? В архивах Перуджи за 1364 год есть запись, согласно которой там изготовлялось в год 500 bombards. Не правда ли, удивительное количество, если учесть то время? Или это ручные ружья? Слова имеют обыкновение с течением времени изменять свое значение. В одном из документов имеется запись о том, как некто Николас Хунтерком с отрядом из сорока человек, вооруженных большим количеством всевозможного оружия, напал на здание аббатства. Мистер Джон Хевитт замечает по этому поводу, что, когда некая банда неожиданно нападает на особняк аббатства, вряд ли в ее распоряжении имеется что-либо другое, кроме ружей. Возможно, он прав, но ничего в тексте на это не указывает, и нападающие вполне могли обзавестись парой легких пушек, чтобы обеспечить успех предприятия.

Первое достоверное упоминание о ружье в Англии, а если верить профессору Т.Ф. Тауту, оно же является первым письменным упоминанием о ручном оружии в Европе, датируется 7 ноября 1388 года. В документе сказано: «И для вышеупомянутого Джона рукой шерифа Нортумберлендского дана одна большая пушка, названная орудием, три маленькие пушки, названные ружьями, одна бронзовая форма для отливки ядер».

Это запись из архива Рэналфа де Хаттона, хранителя Королевского арсенала в 1382–1396 годах.

Хотя пушки стали преемниками военных машин, их родство прямым не является. Принципы действия пушек и любых военных машин в корне различаются. Движущая сила, создаваемая пушкой, зависит от расширения газа, вызванного сгоранием некоего взрывчатого вещества, и не зависит от гравитационных и торсионных сил. Это своего рода временно закрытый сосуд, одна стенка которого слабее остальных и поддается давлению. Таким образом, орудие и его заряд составляют единую систему. Один ее компонент не может функционировать без другого. Идея пушки не нашла бы применения, не будь открыт порох.

Цель артиллерии – нанести наибольший урон врагу в кратчайший промежуток времени, и она достигается с успехом, прямо пропорциональным качеству стрельбы и удобству расположения батареи. Можно выразиться иначе: артиллерия должна обрушить максимальную огневую мощь на свою цель с минимальной задержкой.

Для средневекового артиллериста этот трюизм был бы бессмысленным. Даже если бы нечто подобное пришло в голову одному-двум наиболее просвещенным последователям святой Барбары[19], его все равно не представлялось возможным претворить в жизнь. Воображение и предвидение – это одно, а достижение – совсем другое. Шум, дым и все характерные черты гранд-парада – таково представление наших предков об огневой мощи. По их мнению, чем великолепнее зрелище, чем лучше результат. Играть в супермена – было пределом мечтаний артиллериста прошлого. А почему бы и нет? Разве он не важный человек, поставленный особняком и выше всех своих товарищей на поле боя? Нельзя забывать, что даже в XVI веке артиллерийское ремесло считалось граничащим с чудом. Видимо, этим объясняется тот факт, что артиллеристы – самые большие богохульники в среде военных. Те, кто имел дело с дьявольскими веществами, воспринимались как приспешники Сатаны. Хотя более вероятно, что артиллеристы считали себя элитным корпусом и потому были менее дисциплинированными, чем пехотинцы. Корифеи английской литературы Эдмунд Спенсер и Уильям Шекспир оба писали о благоговейном страхе, вызываемом грохотом бомбард, не оставляя сомнений в их ужасающем эффекте. Таблицы стрельбы в те времена еще не были известны – их пока еще было невозможно составить. Но даже если бы некий средневековый артиллерист обладал знаниями о тактическом использовании артиллерии, он не мог бы применить их на практике. Ведь метод стрельбы был основан на случайности. Каждый артиллерист был капитаном своего корабля, который был его гордостью, и действовал изолированно от других. Не существовало даже понятия о корпоративных действиях, об использовании орудий в команде или в сотрудничестве с пехотой или кавалерией. Массового применения артиллерии под командованием одного независимого человека не было, да и не могло быть.