Питомец "Ледового рая" - Николай Романов

– Правда, господин майор.

– Выполняйте, господа офицеры!

Кирилл почувствовал, что руки у него стали свободными, положил их на колени.

Оба эсбэшника вышли из камеры-кабинета, оставив осужденного с капелланом один на один.

– Знаете, Кентаринов, а вы мне нравитесь… Когда я был в вашем возрасте, я тоже не давал девушек в обиду, и они платили мне за это хорошим отношением. Но знаете, какая между нами разница?

– Какая? – спросил Кирилл.

– Я не дрался с обидчиками своих девушек прилюдно. И потому так и не побывал под судом, а сужу сам. И как судья, могу пообещать вам изменение приговора, если вы сообщите о капрале Гмыре сведения, которые мне покажутся полезными.

– Нет уж, господин майор. Я настаиваю на изменении приговора, даже если мои сведения не покажутся вам полезными. Что помешает вам надуть мне баки?

– Честь офицера.

– Честь офицера? – Кирилл покивал. – Да, серьезное замечание… Правда, говорят этот товар не в чести с двадцатого века, извините за невольный каламбур.

Тихорьянов усмехнулся:

– Нет, вы, молодой человек, нравитесь мне все больше и больше… Ладно, сейчас я включу кое-какую аппаратуру, и давайте, рассказывайте!

Перед капелланом загорелась триконка дисплея. Потом он достал из ящика стола обруч из прозрачного материала с двумя язычками, заканчивающимися металлическими кружочками.

– Это приемник старого доброго аппарата, который зовут полиграф полиграфычем. Знаете, что это такое?

– Знаю. Детектор лжи.

– Совершенно справедливо… Наденьте на голову.

Кирилл надел.

– А теперь рассказывайте!

Продолжать торговлю было бессмысленно. Все равно козыри находились на руках у майора. И Кирилл рассказал о работе, предложенной ему Лони Ланимером, и тех открытиях, которые он, выполняя ее, совершил. За исключением порновиртуальников, разумеется…

Майор слушал внимательно, сделал несколько уточняющих вопросов, пристально глядя то на Кирилла, то на дисплей. Кирилл отвечал на них спокойно, обстоятельно и без утайки. Во-первых, бессмысленно; во-вторых, брякнув «а», в кусты не прячутся.

– Что ж… – Тихорьянов оторвал взгляд от дисплея и удовлетворенно посмотрел на Кирилла. – Лжи в вашем рассказе полиграф полиграфыч не зафиксировал. Сообщенные вами сведения представляются мне содержательными и полезными. Так что данной мне человечеством властью я изменяю ваш приговор.

Кирилл аж привстал с табурета в ожидании.

Вот все подивятся, когда он припрется сейчас в казарму…

Капеллан погрозил ему пальцем:

– Опять вы спешите, молодой человек. Как с той дракой… Боец Галактического Корпуса должен быть терпелив и хладнокровен. Надеюсь, помните устав? Пока могу только сказать, что штрафрота обойдется без вас. Окончательное же решение я объявлю вам завтра.

Ему надо проверить мою информацию, понял Кирилл. Разумеется! Серьезные люди впереди транссистемника не бегут. Как говорит Спиря, спешка нужна только при ловле блох… Что ж, придется провести еще одну ночь в тюрьме. Но больше меня сюда и поганой метлой не загонишь. Чтобы там не говорили про тюрьму и суму. И вообще, отныне мы не будем драться прилюдно, отныне мы будем терпеливыми и хладнокровными…

Видно, пока он размышлял, Тихорьянов вызвал своих помощников, и оба эсбэшника ввалились в кабинет.

– Отведите его в камеру! Свободу не ограничивать.

– Есть! – сказал один из эсбэшников.

Капеллан вышел за дверь.

– Встать!

Кирилл встал. Шестерок хлебом не корми, а дай свою власть показать…

– Руки за спину, осужденный!

Руки у Кирилла сами собой сжались в кулаки. Ведь майор приказал им!..

– Ну?.. Нейтрализатором угостить? Сейчас приложу!

Боец Галактического Корпуса должен быть терпелив и хладнокровен, напомнил себе Кирилл. Ладно, можно потерпеть и остаться хладнокровным. Больше меня не заведешь!

Он разжал кулаки. Улыбнулся тому эсбэшнику, что стоял перед ним. И завел руки за спину.

Запястья тут же с силой притянуло друг к другу.

– Так-то лучше! – сказали в голос оба охранника.

Кирилл не стал им возражать.

С капелланом «Ледового рая» Кирилл познакомился едва ли не в первый свой день пребывания в лагере. Ну уж во второй-то точно, поскольку именно во второй день состоялось первое занятие по истории религии. Это Кирилл запомнил на всю оставшуюся жизнь, поскольку открыл для себя историческое знание, просто-напросто потрясшее его.

Приютские воспитательницы водили по воскресеньям своих крысенышей в ближайший храм. Это был храм господствующей в государстве религии, и Кирилл всегда думал, что Церковь и есть Церковь – что может быть проще и логичнее Единого бога?

Оказалось – нет! Оказалось, что богов у людей было как грязи (помилуй, Единый, за такое сравнение)! Причем ладно, когда так было в доисторические времена, при всяких там Зевсах, Юпитерах, Афинах и Юнонах. Оказалось, что такая ситуация существовала и много позже, когда человечество дотумкалось до мысли, что бог должен быть один (пусть даже он и в трех лицах). Один-то он был один, да только у каждого народа свой. Точнее, конечно, не у каждого народа, а у каждой веры (капеллан называл это словом «конфессия»). Даже те, кто верил в Иисуса Христа, молились ему по-разному. Для одних считалось главным просто верить, для других на первом месте труд. Одни осеняли себя крестом справа налево, другие – слева направо. Одни крестились двумя пальцами, другие – тремя. Одни закапывали своих покойников в землю-матушку, другие сжигали на погребальных кострах. И каждый считал правильным СВОЕГО бога. Вот наш – истинный бог, а ваш – так себе, на любителя…

Доходило до полного мракобесия, когда всех, кто не верил в ИХ бога, ОНИ предавали огню и мечу и считали собаками, убить которых – богоугодное дело. Как будто бог (настоящий Бог, который во Вселенной один) ело кто не верил в ИХ бога, ОНИ предавали огню и мечу и считала собаками. (пусть даже он и в трех лговорит только на иврите или по-арабски, или по-русски или по-китайски и истинное его имя – Иегова или Магомет, или Христос, или Будда…

Понятно, в общем-то, шло это не столько от недомыслия, сколько от высокомерия перед соседями, которое всячески поддерживали служители любой конфессии. Ибо если наша вера главнее, то и мы главнее всех. Пусть они и не признают этого, нужно, чтобы родной народ признавал, от которого зависит, как сладко ешь. И народ признавал – куда ему деваться? Со смертью-то каждый человек остается один на один, а тут жизнь вечная обещана. И не хочешь, а поверишь…

Вот и верили. А чтобы веру поддерживать, всех иных в эту веру обращали. Где хватало слова (реже), а где и меча не хватало (чаще)…