Бой под Талуканом - Николай Прокудин

– Твоя задница какую предпочитает: «Правду», «Красную Звезду» или «Советский спорт»? Вся пресса трехдневной давности.

– Она предпочитает окружную газету!

– Это почему?

– Бумага самая мягкая, и чтением не отвлекает, не задумаешься из-за отсутствия содержания, и снайпер не подстрелит в уязвимой позе. «Окопная правда» поэтому – самая лучшая пресса для солдата!

– Хорошо, что тебя не слышит член Военного Совета.

– «Члену» от Военного Совета могу лично об этом сказать и о многом другом! В частности, о том, что после тяжелого ранения могли бы и в Союзе служить оставить, а вакантные места предоставлять еще не нюхавшим пороха. Взятки давать не умею, своими связями пользоваться – тоже и быть в долгу не хочу, а на законном основании, скажу честно, с удовольствием остался бы в Ташкенте. При этом чем дольше я тут после возвращения нахожусь, тем сильнее ощущаю, какой я дурак, и от этого хочется нажраться до поросячьего визга.

– Вовка, вернемся и нажремся! Орден еще раз обмоем, и день рождения мой подойдет, ну и твоя награда к тому времени подоспеет. Разгоним твое уныние!

– Сколько можно обмывать? – удивился Вовка.

– Так это прелюдия была, остальные роты требуют! Я-то, сам знаешь, не сторонник этого дела. Ладно, побалуемся коньячком, – размечтался я.

– Каким коньячком? Надоел ты с этими дегустациями! Водяры, обыкновенной водяры! Только водкой можно нажраться, чтоб забыться. Вино и коньяк – это обман зрения, настоящие русские люди пьют только водку.

– Значит, я не настоящий. Ладно, тебе лично будет водка. Иди, умой рожу, а то к серой бороденке пыль налипла, выглядит как перхоть, смотреть противно, – скривился я.

– Ник, не будь педантом, как граф Острогин, тебе это не идет! Ступай-ка, займи место за обеденным столом для командира, а я, так и быть, пойду ополоснусь.

Над растянутым между двумя бортовыми машинами брезентом Головской навесил маскировочную сетку, и получилось вполне прилично для полевой столовой. За столом сидел в гордом одиночестве Мелещенко и ковырял ложкой кашу.

– Колян, что ты там нашел? В тарелке тушенка присутствует, или Берендей ее всю Лонгинову скормил?

– Присутствует. Даже мясо трошки е, мелкими кусочками, – ответил Николай.

– Коля, ты в курсе, что мы с тобой почти как братья родные?

– Это как понимать? Подмазываешься зачем-то? Шо нужно, Никифор? Говори прямо.

– Брат, самый что ни на есть настоящий! Хотя и не очень любимый. У тебя какая группа крови? – спросил я.

– Первая!

– Резус отрицательный?

– Ну и шо такого, – нахмурился Николай. – Отрицательный – это не значит, шо я отрицательный.

– Да знаю, знаю, сам с такой кровью живу. Первая, резус отрицательный.

– Ну! – напряг извилины Мелещенко.

– Вот те ну. А ты знаешь, «килькоед», что в батальоне только у тебя и у меня такая? Это врач сказал, лейтенант Пережогин. Он анализировал списки возможных доноров и группировал по вариантам – кто кому может помочь.

– Мы шо, только двое таких среди усих офицеров, на весь батальон? – удивился лейтенант.

– Сержантов и солдат тоже нет. Есть еще сержант в танковом батальоне, но он переболел гепатитом, быть донором не может, только в крайнем случае.

– Двое на весь батальон! Надо же, два чудака на пятьсот человек, – задумчиво и зачарованно повторил Мелещенко.

– Да вот, такой у меня неудачный брат по крови оказался, – засмеялся я.

– Пошел ты на…! Тоже мне брат. Орден получил, и что, можно насмехаться над другими? Я, может, не хуже тебя воюю, только не лезу на рожон. Почему я неудачный?

– Успокойся, я не в этом смысле, а в смысле – не повезло нам обоим. Человеку с первой групповой минус кровь может дать только донор с такой же кровью. Больше никто!

– Ни хрена себе! – выдохнул хрипло Николай. – Совсем никто? А не врешь, ты постоянно меня разыгрываешь.

Было заметно, что парень не на шутку перепугался и даже покрылся мелкой испариной.

– Подтверждаю, – присоединился к разговору подошедший к кухне фельдшер Ярко. – Первой минус годится только такая же кровь.

– У меня вторая положительная, – встрял в разговор Соловей.

– Тебе первая и вторая положительные подойдут.

– А если я с четвертой группой? – поинтересовался Берендеев.

– Толстячок, тебе даже мочу можно залить или солярку. Все сгодится, главное, чтобы резус присутствовал, подойдет даже кровь обезьяны Аркашки с продсклада, – улыбнулся я.

– Ну ты гад! Так оскорбить, с обезьяной сравнил. Больше не буду кормить. Ростовцев, к ПАКу можешь даже не приближаться. Вот сволочь! Мне – обезьянью кровь! – разозлился Берендеев.

– Это я в смысле, что тебе повезло, Берендей! Поймал любого – и он тебе донор! Не то что нам с Миколой.

– У обезьян отсутствует резус-фактор, поэтому от них кровь тебе, Берендеев, не годится, – усмехнулся Ярко.

– А первая минус – это кровь всех замполитов, что ли? У Артюхина какая, такая же? – съехидничал Соловей.

– Нет, у него самая обыкновенная, вторая. Не повезло только нам с Мелещенко, – вздохнул я.

– Ну почему не повезло? Будэмо считать, что королевских кровей, – грустно усмехнулся Николай.

Он вдруг перестал есть и задумчиво уставился вдаль. Переваривал, видимо, ошеломляющую новость.

– Ник, а насчет Аркашкиной крови, ее перелить уже не получится. – Заулыбался во всю свою широкую усатую физиономию Берендеев. – Издох Аркашка.

– Как издох? Мы со Сбитневым на складе закуску брали, и он с нами спиртягу пил, – удивился я.

– Вот и допился, за день до выхода помер. Белая горячка, наверное. Пил ведь и курил, как настоящий мужик! Но за человеком угнаться тяжело, особенно за русским. Не сдюжил. В санчасть понесли, что-то вкололи, но не спасли. Медики ругались, сказали, что загубили прапора обезьяну, печень и сердце за год посадили. Не выдержали обезьяньи органы нагрузки. Ваша рюмка оказалась последней, – хмыкнул Берендей.

– Вот черт! – ужаснулся Соловей. – А какой зверь компанейский был! Все ж таки в каких мы суровых условиях тут живем, скотина и та не выдерживает!

– А ты дозу спиртного уменьши, и все будет нормально. Не хлебайте с Берендеем спирт из кружек, а пейте из французских стаканчиков – и доживете до замены, – пообещал я.

– Если пить из мелкой посуды, то у нас фантазии на тосты не хватит. Мы заканчиваем после четвертого, как раз литр на двоих, – ухмыльнулся Соловей. – А так пить вроде за что-то надо, да еще сказать что-нибудь придется. Мы же не замполиты, говорим мало.

– Это точно, вы – тыл! Говорите мало, тащите много, вон какие хари втроем наели! – ухмыльнулся я. – У Головского куртка не застегивается, пузо вывалил, и штаны держатся только на подтяжках. Зеркальная болезнь! «Коки» можно почесать только возле зеркала. Вас это тоже касается в полной мере, – рассмеялся я.