У всякой драмы свой финал - Валерий Пушной

— Слышь, друг, что-то у меня мотор барахлит, и стук такой непонятный, у тебя подобного не было?

— Со слов, приятель, не определишь. Это надо послушать. — Водитель Олега приоткрыл дверь.

— А ты соображаешь? Слышь, друг, пойдем, послушаешь, может, что подскажешь? — попросил мешковатый.

Водитель Рисемского почесал затылок, посмотрел на подъезд, из которого ожидал появления своего шефа, и согласился:

— Ну, давай, глянем, — стал вылезать из машины, и в это время ему в живот вошел нож.

Водитель дернулся, и обмяк.

Из автомобиля Ватюшкова выскочил еще один парень, охранник Андрея, длинноногий, подпрыгивающий, с другой стороны заскочил в салон авто Рисемского. Помог мешковатому перетащить мертвое тело на сиденье рядом с водительским и прыгнул за руль.

Ева в окно видела, как машина Олега медленно покатила вдоль дома. Сказала Андрею:

— Все, они управились, я пойду собираться, — и пошла в спальню к шкафу с одеждой.

Ватюшков двинулся за нею.

Спальня была просторная: вместительный зеркальный шкаф, подаренный Евгенией, широкая кровать с деревянными резными спинками, подаренная Антоном, длинный макияжный стол с выдвижными ящичками, зеркалом и банкеткой — подарок Андрея.

В общем-то, в этих вещах он не разбирался, и купил то, на что пальцем показала Нарлинская. И весьма рад был, что угодил ей.

Рядом стоял небольшой книжный шкаф с книгами. Ватюшков иногда перелистывал эти книги и всегда удивлялся обилию пьес в них. Впрочем, он не любил книги, он никогда их не читал, перелистывал так, от нечего делать. Всегда говорил, что книги, конечно, хорошее занятие, но от них портится зрение. Читать, может быть, и полезно, но слепнуть и напяливать на себя очки это последнее дело. Делал вид, что переживает за глаза Евы, ведь ей приходится учить тексты пьес, стало быть, много читать.

На полу лежал красивый прикроватный коврик с мягким густым ворсом.

Ева сбросила с себя халат, кинула его на кровать и открыла дверцу шкафа.

Андрей смотрел на нее с удовольствием, приблизился, поцеловал в шею:

— Ты очень хороша, моя красавица! — его руки поползли по ее голому телу.

— Знаю, — отозвалась Ева. — Только не сейчас. Мне некогда. И потом в кухне трупы. Тебя это не смущает?

— И что с того? — Ватюшков продолжал гладить ее и урчать в самое ухо. — Мы все ходим по трупам. Если на это обращать внимание, то и жить не стоит.

— Знаю я твою философию. — Ева достала свежий топ и стала подбирать к нему юбку.

Андрей усмехнулся, отпустил ее, отодвинулся на шаг, продолжая с удовольствием рассматривать девушку:

— Это не моя философия, это философия жизни, моя красавица. Выживает сильнейший! А где в таком случае слабейший? Да его просто поедают черви!

Нарлинская собралась, довольствуясь восторженным взглядом Андрея, на секунду прижалась к нему, прошептала:

— Ты прибери в кухне по-тихому.

— Не говори мне об этом, красавица моя! — сказал он. — Я знаю, что делать. Ночью мои парни наведут порядок, а ты после спектакля сразу ко мне. Эту ночку мы с тобой проведем вместе. Не возражаешь?

— Глупый вопрос, Андрей, — она опять прижалась к нему, но не потому что испытывала в этот момент какие-то чувства, нет, Ева никогда не испытывала особых чувств к Ватюшкову, она просто всегда умела использовать его.

Она привыкла к нему, поняла, что может управлять им, как никем из всего триумвирата. Ева знала, что для нее он разобьется в доску. Одного ее взгляда было достаточно, чтобы он ради нее совершил любую глупость и любое преступление.

Вообще-то Андрей был битым волком. Но страсть к Еве делала из него послушного ягненка, чему он сам подчас удивлялся. Однако ничего не мог поделать с собой.

Странная штука — любовь к молодой девушке. Она как червь изъедала изнутри.

Андрея, конечно, злило, что он не единственный в постели у Евы, но стоило ему прикоснуться к ней, как вся злость улетучивалась, и кроме Евы для него никого и ничего больше не существовало.

— Вот и хорошо, — одобрил он и широкой ладонью погладил ее по голове.

— Ну, все, все, Андрей, я побежала! — слегка коснулась пальцами его щеки. — Ты приедешь за мной после спектакля?

— Обязательно, моя красавица! — он проводил ее до двери.

— А знаешь что, — задержалась она, — ты не приезжай за мной! Я сама приеду к тебе на своей машине. Это более романтично, Андрей.

— Как скажешь, красавица моя!

Ева вышла на улицу, ноздри задрожали от приятного ощущения свежего воздуха. Села в свою машину. Она больше не помнила о трупах в ее квартире. Все мысли Евы были уже в театре.

Спектакль прошел прекрасно, она опять утопала в цветах и восторженных криках своих многочисленных поклонников. За весь вечер она так ни разу не вспомнила о Рисемском.

Поздно вечером после спектакля Ева с охапкой цветов в руках вышла из театра и направилась к машине. Ее, как часто бывало, окружили поклонники, и в воздухе зазвучали слова восхищения. Какой-то молодой парень встал на колено и преподнес огромный букет.

Она довольно засмеялась мелодичным приятным смехом, принимая букет. Она была счастлива. Такой ошеломительный успех завораживал, кружил голову, творил чудеса, Еве так хотелось, чтобы это продолжалось вечно:

— Да куда же мне еще? — изумилась она. — У меня уже и рук не хватает для цветов! Я столько не донесу!

Но парень вдруг подхватил ее на руки, воскликнув:

— Мы вас вместе с цветами сами до машины донесем!

Другие руки тоже подхватили ее и понесли. Такого с нею еще не происходило, и Ева шалела от удовольствия.

Город был весь в огнях. Дорога, освещенная фонарями и фарами машин, наполненная шумом шин авто, не могла заглушить криков восторгов поклонников.

Театр в вечернем свете был торжественно красив.

Сейчас ей все кругом казалось сказочным. Ее несли на руках, как принцессу, как нечто воздушное. И ей чудилось, что она на самом деле сейчас ничего не весит. Дунь ветерок, и он подхватит ее, и полетит она высоко в небо на его крыльях. Полетит туда, к звездам, к самым дальним звездам.

Ах, как ей нравится лететь и чувствовать себя великолепной, несравненной, единственной для всех.

Что там другие актеры? Да они просто ничто в сравнении с нею! Кого из них еще носили на руках? А ее несут, несут, несут!

Такой прекрасный вечер, такой замечательный миг!

И стоит ли сейчас вспоминать о чем-то плохом, когда все так хорошо вокруг? Зачем вспоминать о Рисемском, о его трупе, о ноже? Нет. Ничего этого просто не было. Не было и все. Да, теперь ей казалось, что Олега никогда не было в ее жизни. Ей было не жалко его. Ведь он сам виноват. Она защищалась.