Санаторий «Седьмое небо» - Полина Луговцова

Настало время выбора.

Шаг вправо, в направлении санатория, дался с большим трудом, словно воздух с той стороны сгустился и не пускал её. Рая шагнула влево, чтобы проверить свою догадку: так и есть, двигаться в сторону тоннеля не составляло труда, даже наоборот, влекло, как подводным течением.

«Ну почему нельзя разделиться на две части и пойти одновременно в две стороны?» – сердито подумала она. Рая не хотела выбирать. Она хотела и к папе, и к маме, чтобы вся семья была вместе.

Повернуться и уйти прочь от манящего тоннеля было тяжело, как если бы пришлось уйти с веселого праздника в мрачное скорбное место вроде кладбища. Рая всего один раз была на кладбище – пыталась найти мамину могилу. Ушла из дома, соврав, что к подруге. В интернете узнала, как добраться. Вид бесконечных рядов каменных памятников тогда не на шутку напугал ее: она и представить себе не могла, что могил так много. А потом еще и от отца влетело, когда она вернулась домой к вечеру, вся грязная и зареванная. Отец орал, как сумасшедший, а потом плакал вместе с ней и просил прощения. Она простила, но это страшное слово – тварь – врезалось в память. Рая понимала, что отец сказал это не о ней, а о маме. От этого было еще хуже. Лучше бы о ней.

Мимо Раи проплыло маленькое легкое облачко, пощекотав ее пушистым боком, и мрачные воспоминания улетучились, словно оно стерло их подобно ластику. Рая зашагала к санаторию, упрямо борясь с сопротивлением пространства. Ей пришла в голову одна идея: ведь, если отец тоже выйдет из тела, они вместе смогут вернуться к волшебному тоннелю. А там, кто знает, может быть, и маму найдут… Рае казалось, что этот тоннель приведет их в то самое место, о котором рассказывал Энвер. В светлый мир.

Энвер! Рая совсем забыла, что обещала этому мальчику пойти туда вместе с ним. Он говорил, что не сможет добраться без нее. Вроде бы, переходы в пространство вечности вместе с другими взрослыми его «запачкали», и теперь его преследуют чудовища. Наверное, Энвер и сейчас где-то прячется от них.

Вдали, на другом конце моста, со стороны санатория показался чей-то силуэт. Он быстро приближался, и Рая попятилась, не зная, чего ожидать. Но вскоре она, к своей радости, узнала Энвера: он как раз спешил к ней, будто услышав ее мысли. Только вот настораживало какое-то серое пятно у него за спиной. Тревога превратилась в ужас, когда Рая узнала чудовище, выглянувшее этой ночью из угла ее комнаты сразу после того, как Энвер исчез. Абауаю, злой горный дух, способный сотворить со своей жертвой худшее из всего, что может случиться… Да этот саблезубый урод вот-вот настигнет мальчика!

– Беги! – донесся до нее обреченный голос Энвера. – Давай же! Быстрей! – Наверное, он заметил погоню слишком поздно, когда уже был на мосту, и теперь деваться ему было некуда, кроме как бежать вперед, к Рае.

Рая все ждала, протягивая ему руку, и лишь когда он схватился за нее, побежала вместе с ним к тоннелю. Там, где к ее ладони прикасались пальцы Энвера, в несуществующую кожу впились тысячи тончайших иголок, словно Рая взялась за электрический провод с поврежденной изоляцией. Странное ощущение, но все-таки не пустота, как в прошлый раз, когда она, еще находясь в своем теле, дотронулась до мальчика. Наверное, человек и призрак не могут почувствовать друг друга, потому что существуют в разных мирах, а два призрака могут. Означает ли это, что она почувствует настоящую боль, если в нее вонзятся когти монстра? Знать ответ на это ей совсем не хотелось.

Бежать было трудно, будто само пространство оказывало им сопротивление. Сияющий проем приближался так медленно, что казалось, добираться до него они будут целую вечность. А позади совсем рядом раздавалось глухое и злобное рычание Абауаю.

Внезапно блеск металлических рельсов потускнел: на них легла длинная тень, и в тот же миг угрожающее рычание, доносившееся сзади, сменилось жалобным воем. Рая и Энвер остановились и обернулись. Преследующее их гориллоподобное существо летело по воздуху, удаляясь в обратном направлении и при этом безвольно болтая волосатыми конечностями, по направлению к неизвестно откуда взявшейся черной дыре, закрывшей собой часть горного склона там, где раньше был виден санаторий. Дыра поглотила странную тварь и двинулась на них. Из ее глубины дохнуло гарью и жаром. Вдали, во мраке, метались алые отблески, похожие на языки пламени, – такие яркие, что могли бы выжечь глаза. Оттуда доносились жуткие звуки: дикий хохот, жалобные стоны и неистовый вой. Рая поняла, что им с Энвером не уйти, и все же начала отступать, не выпуская его руки.

– Уходи одна, тебя оно не тронет! – вдруг решительно заявил Энвер и попытался высвободиться, но Рая сумела удержать его.

– Пока мы вместе, оно и тебя не тронет, – возразила она неуверенно. – Ты же сам рассказывал, что чистая душа защищает.

– Я не знаю точно. Черная дыра никогда не была от меня так близко. Она появилась здесь из-за меня. Уходи одна, и тогда ты доберешься до светлого места. Уходи, говорю тебе! Быстрее! – закричал Энвер и выдернул руку. В тот же миг его подбросило вверх, но Рая успела схватить его за ногу. Однако вернуть друга назад у нее не вышло, она поднялась в воздух вместе с ним, и их потянуло к черной бездне.

Перед дырой плавился воздух. Жар далекого пламени обжигал на расстоянии. Хохот и стоны стали громче, и среди них Рае почудился голос отца.

Темнота постепенно отступила, съежившись в дальних углах: глаза Льва, ослепленные утренним солнцем, привыкли к ней, и вскоре он смог разглядеть очертания широкой винтовой лестницы и колонн в центре просторного холла с бесконечно высоким сводчатым потолком. Следы разрушения были повсюду: природа нещадно расправлялась с человеческим творением, оставленным без присмотра, медленно, но верно подтачивая каменного исполина. Просачивающаяся во время дождей влага разъедала дерево и бетон подобно кислоте, давала жизнь грибку и плесени, в изобилии цветущим на стенах и потолке. Корни подступивших слишком близко сосен коварно проникли под фундамент, годами теснили его, и, в конце концов, бетонные сваи лопнули, отчего монументальное строение вмиг утратило свою гордую осанку, а по стенам брызнули трещины, глубокие, как старческие морщины. Из окон нахально торчали ветви раскидистых деревьев, осколки выдавленных ими стекол покрывали пол и хрустели под ногами при малейшем шевелении: Лев еще и шагу не сделал, лишь озирался, думая, куда пойти, немного ошарашенный удручающим зрелищем. Как же быстро тут все пришло в упадок! Создавалось впечатление, что зданию не сорок, а все четыреста лет – тяжелый дух древности висел в воздухе, навевая мысли о бренности всего сущего, о скоротечности жизни, о бессмысленности повседневной суеты, о мимолетности и незначительности всего, что часто кажется крайне важным. «Мы все умрем – все, без исключения», – почему-то подумал Лев, разглядывая перила лестницы: краска на них превратилась в труху и стала похожа на слой белесых крупных хлопьев пепла. Ступени выглядели не надежно: казалось, стоит поставить на них ногу, и они тут же рассыплются, превратившись в зыбкий песок. Лев начал осторожно подниматься, предварительно надавливая на растрескавшийся бетон носком кроссовки, чтобы испытать поверхность на прочность, прежде чем перенести на ступень весь свой вес. Прах разлагающегося здания поскрипывал под ногами, вызывая тягостные думы о том, что все мертвое всегда исчезает с лица Земли, сливаясь с нею воедино: не только живое, но и неживое – вроде такого вот строения. Время сотрет все ненужное.