Шпаргалка - Сара Адамс

Я коротко киваю Бри. Она кивает в ответ, и мы действительно делаем это. Вместе. Моя мечта сбылась, и я только надеюсь, что это не станет кошмаром Бри.

Сразу же эта ночь отличается от всех других событий, которые мне пришлось пережить без нее рядом со мной. Вся энергия изменилась, когда Бри схватила меня за руку и прилипла ко мне, как июньский жук, когда мы шагаем по красной ковровой дорожке. Я продолжаю оглядываться на нее, чтобы убедиться, что ее не тошнит во время ходьбы, но примерно через десять шагов ее улыбка меняется с напряженной и испуганной на более мягкую и уверенную.

Мне знакомо это чувство. Это то же самое, как когда вы впервые прыгаете с трамплина. Эта первая секунда после прыжка — самая тяжелая, а потом уже легко. Ничего не остается, кроме как наслаждаться свободным падением.

Рука Бри сжимает мою, и я оглядываюсь и вижу, как она морщит нос в своей фирменной милой улыбке. Это она. Ты можешь в это поверить? Смотри. Мое сердце разрывается. Она широко открыта, полностью принадлежит ей. Всегда была.

— Натан! Сюда!

— Натан!! Бри!

Папарацци громкие, а вспышки яркие, но я едва различаю их как Бри и останавливаюсь перед фоном, на котором повсюду напечатан логотип журнала Pro Sports Magazine. Потому что пришло время поцеловать Бри.

Я отпускаю ее руку, чтобы обхватить ее бедро своей, и немного повернуться к ней, следя за тем, чтобы большая часть наших тел была обращена к фотографам. Внезапно я ненавижу то, что это должен быть наш первый поцелуй. Это худшее. Он кажется жестким. Рассчитанным. Настолько далеко от романтики, что с таким же успехом мы могли бы оказаться на мусорной свалке с гнилой банановой кожурой, лежащей у меня на голове. Это никоим образом не ослабит ее колени, и я не хочу соглашаться ни на что меньшее.

Я чувствую, как Бри делает глубокий вдох и улыбается мне. Все больше фотографов кричат. Один кричит:

— Поцелуй нас!

Бри широко распахивает глаза, глядя вперед. И теперь это то, что они все повторяют. Николь была права — за это умирают все. Я умираю за это. Я просто хочу, чтобы это было в уединении моего собственного дома, где я мог бы уделить Бри внимание, которого она заслуживает. Где я могу прижать ее к стене. Где я могу поклоняться ее рту, как я мечтал годами.

Это мой единственный шанс, и я собираюсь его испортить. Должен ли я просто взять ее губы в резкий поцелуй? Должен ли я позволить ему катиться низко и медленно? Это должен быть клевок? Проклятие. Я не могу. Теперь мое сердце болезненно колотится, руки вспотели, и мы слишком долго пробыли в этом месте. Женщина с планшетом и рацией говорит нам, что нам нужно двигаться дальше. Мы монополизировали красную ковровую дорожку, и она хочет, чтобы мы заблудились, чтобы следующий внедорожник, который только что подъехал, мог разгрузиться. Но я не могу двигаться. Мои руки щиплют и покалывают, а лицо горит. Мигающие огни причиняют боль, а резкие крики смыкаются вокруг меня. Что творится? Такое же ощущение я испытал в туннеле перед последней игрой. Думаю, я вырублюсь.

Улыбка Бри сползает всего на секунду. Она должна увидеть что-то в моем лице, чего я не хочу показывать. Ее тонкая рука касается моей челюсти, и она искренне улыбается. Это мягко. Одеяло. Улыбки Бри и Натана.

— Ты все еще со мной? — тихо спрашивает она, заставляя меня сосредоточиться только на ней. Я позволяю себе утонуть в ней, и мой пульс немного успокаивается.

Я киваю и сглатываю. Она поднимается на цыпочки и быстро целует меня в губы. Я сжимаю ее бедро, желая удержать ее здесь, желая впитать каждое мгновение ее рта, прижатого к моему, но слишком быстро она отстраняется. Она снова поворачивается лицом к фотографам и поворачивает лицо еще в двух направлениях, как будто делала это всю свою жизнь. По-видимому, довольная количеством сделанных фотографий, она проходит передо мной, берет меня за руку и тянет меня за собой , улыбаясь мне, как обольстительная королева. Все должны кланяться ей, когда она проходит. Я следую за ней потерянным щенком. Она несколько раз сжимает мои пальцы, пока мы идем, как я делал для нее по пути внутрь. Я все еще в оцепенении, не совсем замечаю все вокруг нас, но я уверен, что позже, когда я останусь один, я… Я буду корить себя за то, что испортил наш первый поцелуй.

Я затаскиваю Натана в палатку и быстро оттаскиваю его в сторону. Однако он не тот человек, которого легко скрыть. По сути, я таскаю неповоротливого медведя на чаепитие. Вот, гризли, надень эту миленькую шапочку и никто не заметит! Все еще замечают. Когда мы входим, повсюду поворачиваются головы, а это значит, что у нас есть около тридцати секунд, прежде чем кто-то решит, что ему нужно быть неприятным и монополизировать его время. Здесь уже собралось столько людей, профессиональных спортсменов и знаменитостей в изобилии. Это шведский стол из людей, за которыми я люблю следить в социальных сетях. Однако сейчас я не могу сосредоточиться на этом.

Я переплетаю свою руку с рукой Натана и провожу его десять шагов в сторону от входа в палатку, прежде чем развернуть нас так, чтобы он оказался спиной к толпе, а его грудь была обращена ко мне. Я надеюсь, что смогу дать ему хотя бы несколько секунд вдали от посторонних глаз. Его взгляд все еще выглядит остекленевшим, а темные круги, которые я заметила на днях, стали еще хуже. Я не могу не чувствовать, что мы не должны быть здесь сегодня вечером. Натан истощен.

— Привет. — Я подхожу ближе и кладу руку ему на грудь, чтобы все знали, что это интимный разговор, который нельзя прерывать. А еще потому, привет , мне нравится к нему прикасаться. Он чувствует себя таким твердым под моими прикосновениями. — У тебя все нормально? Должны ли мы пойти домой? Ничего страшного, если ты скажешь «да».

Его взгляд падает на мою ладонь, прижимающуюся к его твердой груди, и он прикрывает ее рукой. Контакт — толчок по моим венам. Это напоминает мне, что я только что поцеловала его. На красной дорожке. Перед всеми.

Оно было таким кратким и полным зевак, что я едва его заметила. А затем, как только я отстранилась, я почувствовала разочарование. Не потому, что не было искр, а потому, что у меня не было возможности обратить внимание на искры. Я слишком волновалась из-за панической атаки, которая, я думаю, была у Натана, и сосредоточилась на том, чтобы убрать нас с красной ковровой дорожки до того, как на каждой фотографии в завтрашних журналах светской хроники Натан будет похож на оленя в свете фар. Бульварная пресса была бы в восторге, придумывая ложь, чтобы объяснить выражение его лица: Натан Донельсон проиграл борьбу с наркотическими таблетками!

Он глубоко дышит, и я чувствую, как его грудь расширяется под моей ладонью.

— Извини за это сзади. Теперь я в порядке.

Это так похоже на Натана, что он дурачится по этому поводу.

— Ты уверен? Похоже, у тебя была паническая атака.

Он морщится и смотрит влево, подчеркивая острый, сильный угол челюсти.