Тайная дипломатия Кремля - Леонид Млечин

Все сколько-нибудь образованные и толковые большевики, особенно знающие иностранные языки, ценились на вес золота. Первым делом Литвинова командировали в Швецию. Там уже находился Вацлав Боровский. Поскольку он давно жил в Стокгольме, его назначили полпредом в Скандинавских странах. Литвинов и Боровский должны были установить контакты с державами Антанты и предложить им прекратить враждебные действия против Советской России. Но они ничего не успели сделать. Швеция разорвала отношения с Советской Россией, и 30 января 1919 года всем советским представителям пришлось уехать из Швеции.

Поскольку старые большевики помнили умение Литвинова вести финансы, его назначили членом Коллегии Наркомата рабоче-крестьянской инспекции и одновременно заместителем председателя Главконцесскома — отношения с иностранными бизнесменами предлагалось строить на основе концессий, т. е. предоставления в аренду предприятий и природных ископаемых.

Но дипломатические поручения постепенно стали вытеснять все остальные задания. В ноябре 1919 года Литвинов отправился в Копенгаген вести переговоры с англичанами об обмене пленными. 24 ноября покинувшая Россию вдовствующая императрица Мария Федоровна записала в дневнике: «Сегодня ожидается прибытие с английским судном этого большевистского чудовища Литвинова. Правда, ему не разрешают сойти на берег».

Датское правительство тоже боялось распространения «красной заразы», но Максим Максимович оставался в Копенгагене почти год. Его контакты переросли в переговоры о возможности установления торговых отношений. Он вел переговоры и с англичанами.

В мае 1919 года Англия радиограммой предложила России провести переговоры об обмене военнопленными. 25 ноября в Копенгагене встретились Литвинов и член британского парламента Джеймс О’Грейди. Литвинов был в ту пору единственным представителем советского правительства за границей. Британскую въездную визу ему не выдали, потому что в 1918 году он был выслан из Англии. 12 февраля 1920 года Литвинов и О’Грейди подписали соглашение о военнопленных.

Затем Литвинова назначили полпредом и торгпредом в Эстонию. И наконец, вернули в Москву заместителем наркома иностранных дел вместо Льва Карахана, которого отправили полпредом в Варшаву.

Имя Литвинова стало известным летом 1922 года, когда он возглавил советскую делегацию на Международной конференции в Гааге. Там собрались представители 27 государств, чтобы обсудить вопрос о долгах России и возможном предоставлении ей кредитов. На кредиты Советская Россия очень рассчитывала, но признавать долги, сделанные царским и Временным правительством, отказывалась наотрез.

Конференция закончилась провалом. Но в те времена в Москве именно такая дипломатическая работа пользовалась почетом. «Правда» опубликовала басню революционного поэта Демьяна Бедного «Антантовская лиса и советский журавль»:

Максим Литвинов был одним из двух заместителей наркома иностранных дел и руководил 2-м западным отделом (отношения с Румынией и Чехословакией). Но энергия, организаторские способности, широкие связи в партийном руководстве быстро поставили его на первое место в дипломатическом ведомстве. Он вел себя очень самостоятельно, постоянно спорил с наркомом. Он замещал Чичерина, если тот покидал Москву, и фактически возглавил наркомат, когда Георгий Васильевич заболел и уехал лечиться за границу.

В наркомате Литвинов слыл образцом организованности и пунктуальности. Он обладал завидным трудолюбием и твердым характером. Его сотрудники вспоминали потом, что в наркомат Литвинов приезжал в начале одиннадцатого утра и уезжал в начале пятого вечера. Он брал с собой бумаги и читал их в особняке Наркоминдела на Спиридоновке, где жил. Все успевал, все дела делал вовремя, сам не опаздывал и другим не позволял. Он принимал сотрудников точно в назначенное время. Литвинов всегда держался с достоинством, терпеть не мог лести и подхалимства.

В год, когда Литвинов стал руководителем советской дипломатии, наркомат лишили денег, которыми мог распоряжаться его предшественник. В 1930 году политбюро решило:

«а) особые секретные фонды, находящиеся в распоряжении НКИД, ликвидировать. Одновременно обязать все республики и учреждения ликвидировать все секретные фонды, находящиеся в их распоряжении. Предложить впредь НКИД и республикам в случае особой нужды для покрытия секретных расходов испрашивать в каждом конкретном случае специальные ассигнования, причем расходы республик должны проводиться исключительно через НКИД;

б) утвердить в основном предложение РКИ о снятии работников из полпредства, торгпредства и подконтрольных ему организаций во Франции, поручив НК РКИ и НКТоргу согласовать вопрос об отдельных кандидатурах».

22 июля 1930 года в газетах появилось постановление президиума Центрального Исполнительного Комитета СССР об утверждении Литвинова наркомом. О своем назначении наркомом Максим Максимович объявил на одном из приемов для иностранцев, которые тогда устраивал отдел печати НКИД. Это сообщение, по словам очевидца, было воспринято иностранными дипломатами с чувством большого облегчения: они почему-то боялись, что в преемники Чичерину выберут Сергея Мироновича Кирова, первого секретаря из Ленинграда. Иностранцы, работавшие в Москве, считали Кирова одним из наиболее твердых «сталинских ребят».

Споры о том, кто возглавит Наркомат иностранных дел после Чичерина, шли долго. Сталин сделал выбор в пользу Литвинова по тем же причинам, по которым Ленин и Троцкий в свое время остановились на Чичерине: текущими иностранными делами должен заниматься не политик, а профессионал. Однако, несмотря на большой партийный стаж и старые заслуги, особого партийного веса у Литвинова не было. Троцкий писал: «В аппарате партии Литвинов уже задолго до Октябрьской революции не играл никакой роли». На XVI съезде партии (июль 1930 года) его не избрали в ЦК.

Многие относились к нему с недоверием: он был женат на англичанке, на буржуйке, которая никогда не стеснялась в выражениях, говорила, что думала. В 1927 году Айви Литвинова написала письмо, в котором указала, что она ничего не имеет против советской власти и просит не верить нелепым слухам. Письмо попало Сталину. Он прочитал и вызвал Максима Максимовича:

— Скажи своей англичанке, что мы ее не тронем.

Действительно, не тронули.

Накануне назначения на пост наркома у Литвинова начались большие неприятности из-за его брата Савелия Литвинова. История была в ту пору громкая, переросшая в международный скандал.[1]

«Своего брата, Савелия Максимовича Литвинова, могу без малейшего колебания рекомендовать на ответственную должность как честного и преданного интересам Советской власти работника, — писал Максим Литвинов в феврале 1924 года. — Хотя и находясь вне партии, он с первых же дней Октябрьской революции работал в качестве ответственного сотрудника в советских учреждениях, в том числе в берлинском полпредстве. Он — опытный организатор и знаком с коммерческим делом теоретически и практически. За его добросовестность и политическую лояльность ручаюсь полностью».