Вихри перемен - Александр Лапин

– Я ему сделал замок борцовский! – хвастался Степашка. – Этому москалю. Но он здоровый, как бык, чуть не задушил меня. Насилу мы его втроем затащили в комнату. Там завалили на кровать.

Серега побуйствовал, побуйствовал, да и уснул. Обрадованная троица покинула номер и пошла допивать. Предусмотрительный Степан закрыл дверь, где ночевал Серега, на ключ, думая, что тем самым он оборонит себя, народ и самого Серегу. Однако не тут-то было. Через пару часов челябинец проснулся. Толкнулся в дубовую дверь. И понял, что его заперли. «Замуровали, дьяволы!» – возопил он. И принял решение. С диким воплем, как Тарзан, кинулся из окна. Пробив головою двойной стеклопакет, которым были закрыты окна дома отдыха, он вылетел со второго этажа на улицу. Точно говорят, что пьяным везет. Как он не сломал себе шею, пробивая насквозь два толстенных сантиметровых стекла, знает только Господь Бог. Но окровавленный, голый (в одних плавках) Серега не остановился на этом. По ночному городу он отправился странствовать в поисках приключений. Пошел, оставляя окровавленные следы босых ног на траве и асфальте. Как-то случайно забрел на церковное кладбище. А потом, неизвестно зачем, залез на колокольню.

Короче, сняла его оттуда рано утром ялтинская милиция. И доставила в отделение. Там выяснилось, что Серега корреспондент, делегат и гость идущего в городе форума.

Служащие дома отдыха писателей нашли Юрку Бесконвойного. Он поехал на место. Забрал с поклонами и извинениями коллегу из ментовки. Доставил его на койко-место. И теперь ждет дальнейших указаний.

– Ну что же, пойдем посмотрим на бедолагу, – принимает решение Дубравин.

В Серегиной комнате зияет черным провалом вываленное ударом окно. Саша с опаскою глядит на торчащие в раме толстенные осколки. Если бы не невероятное везение Спиртнова, они точно распороли бы ему живот до самых кишок.

«Н-да! – мыслит Дубравин. – Ведь когда он суперменом вылетал в окно, эта глыбища рухнула вниз. И не задела его. В рубашке родился наш Серега!»

Сам Спиртнов лежит на деревянной кровати, укрытый одеялом. Видна только голова в вязанной лыжной шапочке. Странно тихий, с серым изможденным лицом. Но живой.

– Ну что, Серега? – спрашивает Александр своего подопечного. – Лежишь? Да, брат. Почудили мы вчера. Ну лежи, лежи, – говорит он, понимая, что все уже сделано и обсуждать, в общем-то, нечего. И так все понятно.

– Может, его того? – спрашивает неугомонный в деятельности Бесконвойный.

– Имеешь в виду больницу?

– Во-во! – соболезнующе отвечает тот восклицанием.

– Сережа! Может, тебя в больницу отвезти? Что-то болит? А то не дай бог, что сломал? А? Ты как?

– Не надо в больницу! – чуть слышно шепчет виновник торжества. – Я полежу и оклемаюсь. Ребра только сильно болят! Башка гудит!

– Ну как же ей не гудеть? – замечает Дубравин. – Ведь башка нам не для того дана, чтобы ею биться обо что попало. Она нам совсем для другого дана. Ну, ладно. Лежи пока. Посмотрим. Пошли, Юра. С администрацией насчет стекол договариваться…

А сам думает: «Я тоже хорош! Получил, что хотел. Настоящее кипение страстей. Надо купить огромадный букет красных роз. Извиняться будем!»

Выпал первый мокрый снег. И сразу начал таять. Поэтому деревья стоят черные, голые, растопырив пальцы ветвей. И только на сосновых лапах еще остаются белые холмики. Да внизу, под деревцами, кое-где видны сугробики, а в ямках, оставленных копытами животных, застыл ночной ледок.

Прозрачная ясность осеннего леса тает вдали в туманной дымке. Тишина. Только черные вороны каркают изредка, раздувая при каждом крике хвост.

Группа разнокалиберных охотников собралась на опушке леса у машин. Рядом стоят два рабочих стареньких полноприводных уазика и крутой тонированный джип.

«Охота пуще неволи», – когда-то русский классик написал эту крылатую фразу, имея в виду отношение крепостных к труду. Но тот исторический смысл этого выражения давно забыт. А новый переродился в буквальный. Охота за добычей, как наркотик, который выгоняет человека из теплого логовища в лес, на мороз, на тропу. Иногда заставляет рисковать жизнью и здоровьем.

Не смог Володька Озеров перебороть в себе эту страсть. Не по нему просто сидеть в заповеднике и потихонечку кропать диссертацию. Ну не получилось. И когда Сергей Аксентов нашел все-таки сильного человечка и сильный человек – директор крупного предприятия сумел оторвать от заповедника двести гектаров леса, он ушел к нему в кооператив.

Все вокруг удивлялись. Как так могло получиться. Привыкли в советское время, что заповедные леса – это табу. И не поняли, что та эпоха кончилась безвозвратно. И теперь можно делать все, что угодно. Вот и директор оборонного завода нашел лазейку для того, чтобы в эту эпоху растаскивания народного добра урвать кусок и здесь.

Собралась и команда. Ушли вместе с Аксентовым в этот кооператив старший егерь Митрич и егерь Николай.

Собственно, вчетвером они и начали это дело.

Сегодня пробный выезд. Директор завода решил поохотиться в собственных угодьях.

«До кучи» Володька пригласил из Москвы Дубравина. Надо же кому-то постоять на номере! Итого: вместе с директором – шестеро.

Уже можно сделать загонную охоту. Пятеро встанут цепочкой на номера, а шестой шумнёт.

Дубравин приехал вчера вечером. Переночевал у Озерова дома. А сегодня, как штык, встал рано утром. Теперь он с интересом разглядывает собравшихся.

Типажи еще те!

Вот Митрич, огромный, как старый дуб, морщинистый, с белыми бровями и бородой. На кого он похож? На дядю Ерошку из «Казаков» Льва Толстого!

Аксентов – сразу видно – мужик крепкий, упертый, лобастая голова, курносый нос, под носом усики, как у Гитлера.

А вот хозяин прибыл на джипе в полной заграничной охотничей экипировке. Маскхалат, итальянское ружье. Вязаная черная шапочка. Высокие ботинки. А лицо какое интересное! Лоб низкий, глаза посажены глубоко, а челюсть с крепкими зубами выдается вперед.

«Ну просто неандерталец!» – мысленно окрещивает Александр Виктора Федоровича Шекунова.

– Ну что, ребята?! – здороваясь со служивым народом за руку, спрашивает хозяин. – На кого сегодня пойдем?

«И как разительно меняется при нем сам Сергей Петрович, да и Володька тоже! – думает Дубравин. – Какое внимательное сразу у всех становится выражение лица!»

Докладывает Аксентов:

– Там, за овражком, стадо кабанчиков залегло. Ночью они кормились овсом. Это там, где мы его сеяли весною. А сейчас залегло. Митрич давеча проверял. Все на месте.

Митрич шевелит белыми бровями и, значительно крякнув в бороду, добавляет:

– Усе там! Лежать, отдыхають!

И глядит куда-то в низкое небо выцветшими голубыми глазами.