Зеленый король - Поль-Лу Сулицер

Реб отошел в сторонку и, улыбаясь, снова заговорил по-испански с пуэрториканцами, которые громко смеялись. Улучив момент, он по-польски сказал Зби:

— Зби, он сейчас бросится на меня. Не вмешивайся, прошу тебя. Все будет хорошо.

В следующее мгновение произошло множество молниеносных, резких, связанных одна с другой вещей. Длинной костлявой рукой Реб наотмашь нанес удар по кадыку человека с револьвером. Тот согнулся в три погибели, сразу выпав из игры. Финнеган, словно смерч, кинулся к тому месту, где только что стоял Реб. Он с налету получил от Реба резкий удар рукой по затылку, а одновременно ногой в пах. Финнеган врезался в стену, отскочил от нее, повернулся и тут же получил серию ударов правой и левой по лицу, потом пару по горлу, которое он неосторожно оставил открытым, еще один удар ногой в пах и, «на закуску», несколько «крюков» по физиономии.

И рухнул на землю.

Реб с улыбкой повернулся к третьему и осведомился, намерен ли он что-то делать.

— Ничего, — поспешил ответить он. — Этого вполне хватит.

— Я тоже так считаю, — сказал Реб. — Во всяком случае, кто-то же должен их подобрать. Надеюсь, вы умеете водить?

Реб стоял напрягшись, с каким-то отстраненным, отсутствующим выражением лица. Но оно не могло ввести в заблуждение ни третьего человека, ни Зби, ни пуэрториканцев, которые вдруг перестали смеяться: от. Реба исходила какая-то безжалостная свирепость.

Гошняк-отец был выходцем из деревеньки Вагровиц, на северо-западе Польши, неподалеку от Познани. Он приехал в Соединенные Штаты в 1924 году и посему свое имя Зигмунд переделал на иностранный в Симона. Он начал продавать газеты всего через две недели после того, как прошел иммиграционный контроль. В 1950 году ему исполнилось сорок четыре года, и он являлся неоспоримым собственником трех газетных киосков, причем один из них располагался в привилегированном месте — у входа в «Грэнд Сентрл», главный вокзал Манхэттена. В тесном мирке торговцев прессой на Манхэттене он занимал место наверху социальной лестницы. В 1927 году его финансовое положение настолько упрочилось, что он смог оплатить переезд в Америку двух своих братьев; один из них, профессиональный водитель и владелец — вместе с Симоном — грузовика, и был тем человеком, что подобрал Реба Климрода в Мемфисе и привез в Нью-Йорк.

Это он направил Реба к Цыбульскому и сыграл решающую роль в том, что большинство продавцов газет приняли предложения, которые сделал им Реб в июле 1950 года.

6 августа 1950 года около пяти часов вечера Симон Гошняк отправился пешком от своего киоска на Парк-авеню, что на углу Тридцать шестой улицы, в свою «главную резиденцию» возле вокзала. Один свидетель видел его у церкви Спасителя, когда он говорил с двумя парнями, вылезшими из голубого «Шевроле». Все кончилось тем, что Гошняк сел в машину, которая направилась куда-то в северную часть города.

Его нашли только на следующее утро, на стройплощадке, где в то время сооружался комплекс зданий ООН. Было видно, что над ним неплохо поработали, с невероятной жестокостью переломав ему все кости железными прутьями. Лишь лицо не тронули, словно для того, чтобы облегчить опознание, а глубоко в глотку заткнули газету, набранную на польском, немецком, итальянском и на идиш.

А Финнеган умер спустя два дня, 8 августа. Следствие показало, что он целую неделю не являлся на работу, где служил начальником экспедиции в отделе рассылки прессы, и провел эти дни в Атлантик-Сити под другой фамилией вместе с еще двумя мужчинами, которые, судя по всему, были его телохранителями. Этих нашли с простреленными затылками. Сам Финнеган был обнаружен повешенным, но не на веревке: для этой цели воспользовались крюком, с помощью которого докеры перетаскивают тяжелые ящики. Стальной наконечник прошел через рот, небо и мозг. Легкой такую смерть никто не назвал бы.

То ли с 20, то ли с 25 августа погода изменилась. Сперва, украдкой, как-то лицемерно, над Новой Англией прошел дождь. Океан стал приобретать фиолетовую окраску, воздух заметно посвежел, и даже Адольф с Бенито, эти два лентяя баклана, неподвижно восседающие на краю понтонного моста, похоже, решили выйти из своего обычного сонного состояния. Короче, лето кончилось.

Но это нисколько не огорчало чету Таррас. И жена, и муж испытывали какую-то утробную ненависть к жаре. Если бы это зависело лишь от них, они наверняка купили бы загородный дом где-нибудь в Гренландии. Но нужно было иметь под боком приличную почту, чтобы получать книги и каждую неделю отправлять хронику Шерли в «Нью-Йоркер». Поэтому они довольствовались штатом Мэн, пребывая в надежде — к счастью для них, она почти всегда сбывалась — на гнилое, сырое и холодное лето.

В 1950 году Джордж Таррас — ему уже шел пятьдесят второй год — завершал свою третью книгу, где весьма высокомерно показывал, что Конституция Соединенных Штатов слово в слово списана с той, которую составил раньше Паскаль Паоли для корсиканцев. Он сильно надеялся, что его работа вызовет настоящий фурор среди специалистов. 8 сентября ему оставалось дописать всего пятьдесят страниц. По привычке он встал очень рано, около пяти утра, позавтракал и сел за работу. Шерли встала около семи, когда пошел дождь, хотя между этими событиями не было никакой связи. Ей тоже нужно было поработать над статьей для ее литературной рубрики. Поженились они двадцать три года назад, детей у них не было, и оба с нежностью обменивались чрезвычайно саркастическими мнениями насчет человечества в целом.

Около одиннадцати часов Терли Таррас, подняв голову и посмотрев в широкое окно, заметила; «К нам гость». Джордж Таррас тоже выглянул — и тут в одно мгновенье куда-то унеслись пять лет его жизни, в сознании всплыло воспоминание, невероятно отчетливое, до мельчайших деталей: голос, жесты или оцепенелость, особая манера речи Реба Михаэля Климрода.

Дом четы Таррас в штате Мэн был деревянный, на каменном фундаменте. Из него почти всюду было видно море, и водяная пыль Атлантики иногда проникала сюда, если, конечно, открыть окна. Дом стоял на высоком мысу, между бухтами Пенобскот и Блю Хилл, что располагались в чудесном Национальном парке Акадия. Ближайшее жилье находилось километрах в трех.

— Я пришел, чтобы вернуть вам книги, — сказал Реб Климрод.

Он вытащил из холщовой сумки томики Уитмена и Монтеня, протянул их Таррасу.

— К чему такая спешка? — спросил Таррас. — Если вы не успели прочитать, оставьте у себя. Вам чаю или кофе?

— Ничего не нужно, спасибо. Мне очень нравится ваш дом. А книги я действительно прочитал.

Дождь на время перестал, но с немым обещанием вскоре возобновиться. Тем не менее они пошли прогуляться. Пошли по тропинке, что спускалась к берегу океана.

— Как вам удалось меня найти?

— Через Дэвида Сеттиньяза.

— Вы давно в Соединенных Штатах?

— Почти два месяца.

— И все время говорили по-английски?

— Нет.