Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов - Николай Берг

Виктор подумал было, что Ирка врет, чтоб утешить перед смертью. По его мнению, шрам был таким… ну в общем шрам – это шрам. Серьезная прочная штука. Типа хрящ. Украшение почти. А тут вон оно как… Присмотревшись к повеселевшей Ирке, все же решил, что нет. Не врет. Успокоиться все же не успокоился, но как-то безнадега давить перестала. И тут же поперли плотной толпой вопросы: откуда взялся зомбеныш? Девка-толстуха? Куда делся Обжора в фиолетовом? И наконец, дальше-то что делать?

А еще почувствовал, что сейчас вырубится. Через силу натянул портки, сделал несколько вялых шагов, увидел разгромленную Иркой кровать и рухнул. Перевел дух.

Ирка посмотрела в темное окошко, потом посоветовала вздремнуть, а она пока покараулит. Заодно глянет, может, что полезное найдется. Витька подумал, что можно бы и поспорить, но его сморило моментально.

Ирка аккуратно прикрыла дверь в темную комнатенку, поставила табурет, так чтоб выйти из спаленки бесшумно не получилось и, осторожно пользуя фонарик, взялась обследовать ставший им пристанищем дом. Сначала опасалась каждого шороха, потом увидела, что двойные старые рамы не позволят тихо вползти, да и громко вломиться у Обжоры тоже не получится – окошки старые и узкие. Стала действовать смелее, но придерживая на всякий случай на боку укорот. Услышав из спальни знакомый забористый храп с переливами и очень характерными «апуффф» на выдохе, поняла, что не ошиблась – Витька пострадал минимально и дрыхнет, как должно после трудного дня. Чего-чего, а такого храпа она наслушалась. Значит, муженек, скотина блудливая, остался жить, и это замечательно. Именно сейчас Ирке совсем не светило остаться одной.

На кухне в тумбочке нашлась консерва скумбрии в томате и карамельки в стеклянной банке, старые, как кости динозавров. В жестяной хлебнице, защищавшей от мышей, завалялось полбулки, высохшей до каменной твердости. Грызть ее было невозможно, потому, аккуратно поломав ее на куски и положив их в миску, женщина залила сухари остатками воды из Витькиной фляжки. Скумбрию Ирка сожрала в один присест, урча от удовольствия и заедая размоченной белой булкой. Примитивнейший нарезной батон показался после осточертевших сухих лепешек очень вкусным. Да и скумбрия самого нижайшего пошиба пошла как деликатес. Витька не считал рыбные консервы стоящими для хранения, а разжиться свежей рыбкой оказалось сложнее, чем ожидалось. Забытый уже вкус томатного соуса с перчиком поразил, напомнил такое прекрасное прошлое. Почему-то страшно захотелось майонеза.

Вот что после ужина Ирине сильно не понравилось, так это то, что во фляжке водички не осталось, а поиски по дому дали полстакана стоялой воды из чайника. Рыба воду любит, после скумбрии хотелось пить – и полстакана мутной с взвесью накипи жидкости жажду вовсе не утолили. Да, не подумала, надо было взять бутыль с водой из джипа. Но тогда не до воды было. А вот сейчас уже ясно – долго осаду в доме не выдержишь. Надо вылезать.

Но откуда взялись мальчишка с девкой? Не было же их, точно сама смотрела своими глазами. Значит, пришли? Откуда? Из леса, вестимо, откуда же еще им было прийти. И резвая лахудра, кстати, тоже из леса пришла. Получается, что из леса мертвяки выходят резвыми? С чего это, интересно. Свежий лесной воздух так влияет? Нет, определенно чушь. Тогда что?

Ирка задумалась, и задумалась так хорошо, что вскинулась, только когда что-то бумкнуло во входную дверь. За окном уже серел рассвет, в соседней комнатушке заскрипела кровать, тоненько визгнула распахиваемая дверь, и загрохотал табурет, в который спросонья муженек впилился с ходу. Шипевшего от злости мужа Ирка встретила уже гордо стоя посреди комнаты.

– Чтоб тебя с твоим табуретом, тоже мне ловушки натеяла, – тихо сказал Виктор, которого никак не обманула бодрая стойка боевой подруги посреди комнаты – такая «растрепе» женушка бывала только спросонья.

– Ладно, зато выспались, – не стала спорить Ирка.

– Кто это торкнулся? Обжора?

– Черт его знает.

– В окна никто не совался?

– Нет, даже не пытались.

– Ладно, разберемся. Позавтракать нечем?

– Вот, карамельки есть.

– Надо же, какая роскошь. Еще и сладкие в придачу. А воды нет, что ли?

– Вот чего нет, того нет.

Виктор промолчал, энергично посасывая заскорузлую конфетку.

– Как думаешь, откуда эти резвые приперлись?

– Откуда, откуда. Конечно, из леса, – как о хорошо ему понятном сказал Витя.

– А почему они резвые?

– Я так думаю – охотились они в лесу. Поумнее тех, кто на дороге сидел. А на стрельбу и подтянулись. Мы о них не подумали, я уже потом сообразил – на два десятка машин сорок дохляков маловато будет. Думаю, что еще десятка два, только уже шустрых, вполне возможны. И хорошо, если двадцать, а не тридцать-сорок. Или полсотни.

– На кого ж они охотились, – удивилась было Ирина и сама же сообразила – жратвы в лесу для небрезгливого зомби хватает. Если они жрут мясо, значит, им белок нужен. Для этого годятся и мыши, и лягушки, да и насекомые тоже. Лахудра вон крысу словила, что твоя кошка.

– Опаньки! – поняв что-то сильно неприятное, выразился Виктор. И, не дожидаясь вопросов, пояснил: – Они же друг друга тоже жрут. А мы тут им набили мяса. Надо нам убираться отсюда. Они от мясца и становятся резвыми.

– Час от часу не легче! – вздохнула Ирка.

– Ничего, ничего. Нам бы до пулемета добраться. С пулеметом мы им влупим.

– До него еще добраться надо. В прошлый раз облом вышел эпичный.

– В прошлый раз мы были не готовы. А сейчас будем готовы. Штаны вот мне починить надо только.

– Штаны я сейчас залатаю. Но мне покоя не дает одна вещь…

– Какая? – глянул на жену Виктор.

– Когда Обжора тебя за голову схватил, я в него стреляла…

– Я заметил. У меня чуть уши не отвалились, да и сейчас еще шумит.

– Так вот, первый раз я промазала…

– Да ты все три раза промазала, иначе бы он не ушел. Давай скорее, не тяни.

– Я не три раза промазала, только первый. Вторым по брюху зацепила, а третьим по голове.

– Значит, в мозг не прилетело, как у толстухи под дверями.

– Нет. Ему точно по кумполу пришлось. Уверена.

– Точно?

– Точно.

– И что это значит? Хочешь сказать, что картечь не берет?

– Выходит – не берет. Башку его мотнуло, а ушел хоть бы хны.

Витька задумался.

Ирка осторожно предложила пока отсидеться в доме.

– Вон Питер в блокаде девятьсот дней прожил.

– Дура. Его снаружи все время спасали. Нас кто спасать будет? Сама ведь знаешь. Жратвы нет. Воды нет. Патронов кот наплакал. И что мы тут высидим? Нет, женушка. Придется рискнуть. Есть что возразить?

Возразить Ирке было нечего. Да и неохота была возражать. Хотелось выбраться отсюда, и как можно скорее. И желательно живой. Очень желательно.