Сакура и дуб - Всеволод Овчинников

Чтобы понять остроту проблемы «когай» для японцев, считает шведский экономист Хакан Хедберг, нужно посмотреть, сколько ВВП приходится на каждый квадратный километр за вычетом непригодных к освоению горных склонов и возделанных полей. По расчетам Хедберга, такое «пространство для работы и жизни» составляет в Японии 46 тысяч квадратных километров. Это почти столько же, сколько в Англии, и в сорок раз меньше, чем в Соединенных Штатах. К 80-м годам наращивание производственных мощностей дошло до критического рубежа, когда обозначилась нехватка земли, воды и даже воздуха. Количество производственных отходов достигло нынче 450 миллионов тонн в год, да бытового мусора – еще 50 миллионов тонн. К 2008 году в Японии попросту не останется места для их захоронения. Метод сжигания тоже себя исчерпал, ибо по выбросам диоксина Япония вышла на первое место в мире.

Такие выражения, как «охрана окружающей среды», «качество жизни», перестали быть уделом узкого круга специалистов. Даже газеты и телекомпании, которые пели хвалебные гимны божеству по имени «ВВП», принялись предавать анафеме побочное детище этого божества – «когай». Стало очевидным, что Япония в основном исчерпала те преимущества, на которые она опиралась в течение первых послевоенных десятилетий: дешевая и образованная рабочая сила, дешевое привозное сырье и топливо, доступная по сходной цене зарубежная технология, ставка на новые виды продукции для прорыва на мировые рынки. Обострение социальных проблем, которыми в угоду росту производства слишком долго пренебрегали, рост номинальной зарплаты до самого высокого в мире уровня и трудности с омолаживанием рабочей силы, вздорожание нефти, руды – все это тормозит развитие экономики и внешней торговли Японии. Все это ставит нелегкий вопрос: как поведет себя «велосипедная экономика» на иных, сниженных скоростях?

И вот как раз на этом драматическом рубеже, когда разительно выявились перекосы однобокого развития, Япония с небывалой силой ощутила внешнюю уязвимость своей экономики. Зависимость от привозных ресурсов и прежде являла собой слабое место Страны восходящего солнца. Но никогда еще уязвимость эта не напоминала о себе столь тревожно. Можно ли надеяться на стабильность поставок сырья, и прежде всего нефти, поступающей из такого взрывоопасного района, как Ближний Восток?

В начале 40-х годов, когда 80 процентов необходимой Японии нефти шло из Соединенных Штатов, Токио ответил на американское нефтяное эмбарго ударом по Перл-Харбору. Но, даже обладая военно-морским флотом, который считался одним из самых сильных в мире, Страна восходящего солнца оказалась не в состоянии обеспечить поставку трех миллионов тонн нефти в год. Где уж тут уповать на военную силу теперь, когда японская экономика поглощает почти по миллиону тонн нефти в день!

К чему приведет растущее сопротивление японской внешнеторговой экспансии со стороны развитых государств? Не окажутся ли рынки Северной Америки и Западной Европы закрыты протекционистскими мерами из-за хронического перекоса торгового баланса в пользу Японии, которая неизменно ввозит в эти страны больше товаров, чем вывозит оттуда? Наконец, как защитить завоеванные позиции от «четырех азиатских драконов»? Ведь Южная Корея, Тайвань, Гонконг, Сингапур используют сочетание новой закупленной за рубежом технологии с дешевой рабочей силой, то есть те самые преимущества, на которые в 50–70-х годах опиралась Япония.

Словом, как внутренние, так и внешние факторы поставили правящие круги Токио перед необходимостью пересмотреть экономическую стратегию послевоенных десятилетий. В 50-х годах японский производственный потенциал, основой которого с довоенных лет служила легкая промышленность, был переориентирован на тяжелую и химическую индустрию. Это соответствовало росту мирового спроса на сталь, суда, продукты нефтехимии.

Ныне взят курс на преимущественное развитие наукоемких производств при сдерживании энергоемких и материалоемких отраслей, особенно тех, которые наиболее пострадали от вздорожания нефти, а также от возросшей конкуренции со стороны «четырех драконов». В ходе такой перестройки предстоит постепенно свернуть, то есть принести в жертву, даже многие отрасли, которые прославили послевоенную Японию, например металлургию, судостроение, бытовую электротехнику.

Новая экономическая стратегия предусматривает также перенос производственных мощностей за пределы Японии. Курс, попросту говоря, взят на то, чтобы экспортировать «когай» в другие страны. Построены, например, танкеры, которые служат плавучими нефтеперегонными заводами. Они делают свое дело на долгом пути от Персидского залива, оставляя дым и копоть на океанских просторах, вместо того чтобы окуривать японское небо.

Другой, более распространенный путь – строить заводы за рубежом. Ведущие японские концерны выпускают более половины продукции за пределами страны. Это позволяет более надежно обеспечить потребности в сырье, использовать дешевизну рабочей силы, а нередко и обходить таможенные барьеры. (Если, скажем, телевизор фирмы «Сони» сошел с конвейера в Ирландии, его можно беспошлинно продавать в странах Общего рынка.) По размерам зарубежных капиталовложений Япония вышла на одно из первых мест в мире.

Выше говорилось, что из-за отсутствия собственных природных ресурсов Япония вынуждена быть гигантским перерабатывающим заводом и одновременно – экспортно-импортной фирмой. Теперь ставка делается на то, чтобы Япония все больше становилась конструкторским бюро и главным сборочным цехом, куда поступали бы полуфабрикаты и детали из цехов – филиалов, расположенных в других государствах. Нетрудно видеть, что монополии хотели бы распространить выгодное им сочетание «утесов» и «песчинок» за пределы японских рубежей.

– Промышленная слава послевоенной Японии родилась в области электрификации быта, – говорил мне президент фирмы «Ниппон дэнки» господин Кобаяси. – Но это направление уже себя исчерпало. Не только потому, что отечественный рынок в основном насыщен бытовой электротехникой. Дело прежде всего в том, что новинки, благодаря которым Япония совершила успешный прорыв на мировые рынки в 50–70-х годах, перестали быть ее монополией. Гонконгу потребовалось десять-пятнадцать лет, чтобы освоить выпуск портативных транзисторных приемников, и примерно такой же срок, чтобы начать производство цветных телевизоров. Будущее Японии – наукоемкие производства. Сочетание компьютеров с телекоммуникационным оборудованием открывает новые возможности для накопления и распространения информации для передачи на расстояние как текстов, так и изображений. Это позволяет сделать реальностью электронную почту, электронную газету, электронную справочную библиотеку. Словом, если прежде мы экспортировали овеществленный труд, то впредь основой японского экспорта должен стать овеществленный разум…

Если бы в Париже построили виадук над папертью собора Парижской Богоматери, в Версале – маленькую Эйфелеву башню, чтобы смотреть на дворец сверху; если бы металлургические предприятия компании «Юзинор» избрали Лазурный берег местом строительства своих доменных печей; если бы за римским Колизеем появился завод и на афинском Акрополе – Луна-парк, мы имели бы нечто сходное с тем ущербом, который наносит Японии неистовая модернизация. Японский капитализм, порой жестокий с людьми, еще меньше церемонится с природой: он слишком спешит. Законы, дающие ему всякого рода права, налагают на него мало обязанностей в отношении общества…