В пустыне волн и небес - Фрэнсис Чичестер

Сел на сверкающую темно-синюю воду рядом с островом Добо, напротив Уокама. 472-мильный перелет занял 5 часов 10 минут.

Ко мне приблизилась моторная лодка и стала курсировать вокруг гидроплана. В ней было четверо англичан или австралийцев. Услышав английскую речь, я почувствовал себя словно школьник, вернувшийся домой на каникулы. С лодки неслись всякие шутки, но к моим призывам подойти поближе эти люди оставались глухи. Вскоре подошла еще одна лодка, на которой развевался голландский флаг. Голландский чиновник с величайшей любезностью обратился к австралийцам — а через них ко мне — и предложил отправиться с ним к причалу за бензином. В этот миг тысячи туземцев внезапно разразились криком, достигшим, вероятно, небес. На причале голландец с гордостью указал на свидетельство своего внимания к моей персоне — внушительный ряд огромных сосудов с горючим общим весом раз в пять больше моей «Джипси Мот». Увы, это было дизельное топливо. Бензин все же удалось раздобыть, а вечер я провел в славной компании трех холостяков — ловцов жемчуга. Они занимали старое двух-_ этажное строение с широкими верандами и ротанговыми циновками вместо дверей. Наутро они провожали меня, 3 кроме них пришли еще местный раджа с супругой. Раджа маленький, тихий, с аристократическими манерами — был облачен во фланелевый костюм. Его жена произвела на меня неизгладимое впечатление: крошечные ножки, крошечные ручки, совершенная фигурка — само обаяние.

Перелет с Добо до Амбона протяженностью 450 миль прошел без особых приключений. На пути было много островков, самый длинный перелет над морем — всего ПО миль. В журнале отметил одно явление, о котором спорят специалисты по аэродинамике. Во время полета ровный гул мотора вдруг слегка изменил тон, и я знал причину: стих до того благоприятствующий мне пассат. Хотя меня уверяли, что определить ветровые условия по звуку мотора невозможно, я мог именно по этому признаку сказать, по ветру я лечу или против него (если полет проходил при свежем ветре). Думаю, это могло быть следствием «эффекта Допплера», проявляющегося при полетах на малой высоте. В своей практике я так часто летал, не меняя на протяжении долгого времени ни курса, ни скорости, что, естественно, стал очень чутко улавливать малейшие тональные изменения в звуке мотора.

Острова Ару я покинул в разгар засухи, а в Амбон прилетел в самый сезон дождей. Весь вечер облака прижимались к земле, разряжались обильным дождем, после чего уходили вверх. Наутро было полное безветрие, и все мои попытки взлететь ни к чему не приводили. Я смирился и провел в Амбоне еще одну ночь. На следующий день я частично разгрузил гидроплан, оставив на берегу то, без чего, вероятно, мог обойтись: лишнюю одежду, запасные инструменты, разные справочные материалы, бумаги. Слил также бензин, оставив только на необходимое время полета. По первоначальному плану я собирался лететь на Целебес, в Менадо, но теперь выбрал более короткий перелет — в Тернате на Молуккских островах. В попытках взлететь я носился взад-вперед на виду всего городка, уворачиваясь от снующих повсюду лодчонок-прау. Нервное занятие; да еще все время приходилось смотреть за расставленными в воде сетями. Местные чиновники наблюдали за моими упражнениями с моторной лодки. Оставив тщетные попытки, я попросил их отбуксировать меня в открытое море. Молодой помощник гезагхеббера разволновался: слишком далеко. Позвали других голландцев, и в конце концов моторная лодка отправилась в море с гидропланом на буксире. Через 5–6 миль на гладкой поверхности бухты стало появляться легкое волнение. Я отдал буксирный конец и взлетел со второй попытки.

Покинув бухту Амбон и вылетев к чистому, искрящемуся морю, я весело покачал крыльями. Однако радоваться было рано. В своем стремлении освободиться от каждой лишней унции веса и поскорее улететь из Амбона я вместе с бумагами оставил и карту, ту самую, которую мне дал голландец в Мерауке. Моя собственная карта начиналась с места, до которого надо было лететь над морем 140 миль. Адо ближайшей земли на севере — необитаемо го островка Омбира — 150 миль. Я видел его на большой карте в офисе резидента на Амбоне, вычислил азимут и решил, что без труда найду его. Но, обогнув угол острова Амбон, я неожиданно вылетел к какому-то другому большому острову. Он лежал прямо по курсу, и я не помнил, чтобы заметил его на карте. Восточное побережье этого острова тянулось в более или менее нужном мне направлении, и я полетел вдоль него. Остров был гористым и покрыт густым лесом; склоны гор, окутанные голубоватой дымкой, уходили вверх на несколько сотен футов и исчезали в облаках. Пролетев 20 миль и не видя конца острова, я стал беспокоиться, а спустя несколько минут встревожился не на шутку, обнаружив впереди мощную горную преграду. Темная, затянутая дымкой масса высоких гор выглядела угрожающе и простиралась на восток, насколько хватало зрения. Дрянь дело: если возвращаться и пытаться лететь вдоль другой стороны острова, то горючего не хватит и придется опять заправляться на Амбоне, о чем и думать не хотелось. Вершины гор терялись в облаках, я не знал их высоты и не мог отважиться на попытку перелететь их вслепую. Оставалось забраться под самую облачность и лететь вдоль гор в поисках прохода. Не выйдет — придется вернуться на Амбон.

Летел дальше, постепенно забираясь выше, и думал: а что, если все-таки попробовать перелететь через горы вслепую? Нет, страшно. Обогнул мыс и увидел слева седловину между двумя горами; на нее опускалось дождевое облако, я находился ниже седловины и не видел, что там за ней. Надо успеть к седловине раньше облака и дождя, и я нажал на газ. Вдруг за седловиной мелькнула синяя вода. На полном газу я подлетел к проходу и наклонил вниз нос гидроплана. Здесь меня накрыл дождь, но спустя несколько секунд мы снова вылетели на солнце. Я прикинул, насколько отклонился к востоку от своего маршрута, и направил «Мот» туда, где, по моим расчетам, лежал остров Омбира. Захотелось есть, и я достал восхитительные сэндвичи с яйцами и вареньем, которыми меня снабдили в Добо. Увы, они уже испортились. Тогда вынул сухари.

И здесь неудача — на них попал бензин. Нашел плесневелый хлеб (бог знает от каких времен он остался!) и съел его с маслом. Страшно хотелось курить, но трубка была сломана, а сигары лежали в переднем кокпите. Когда наконец впереди справа показался остров Омбира, мне стало странно, что я боялся его не найти, ведь он такой большой. Шириной 25 миль, плодородный, с обилием пресной воды, без болот и прочих неприятностей, он был тем не менее необитаем. Говорили, что его населяют злые духи.

В 3 часа пополудни я долетел до Джайлоло, крупнейшего из островов пряностей после Серама. Крутые склоны гор были сплошь покрыты джунглями, и я видел лишь отдельные слабые признаки присутствия здесь человека. Пролетая над самым склоном, я поднимал бессчетное число снежно-белых горлиц. Они летели и летели и никак не могли скрыться от меня. Зато райские птицы — черные с длинным, как шлейф судейской мантии, хвостом грациозно и без всякой спешки скользили в воздухе, успевая тем не менее исчезнуть с глаз прежде, чем я настигал их. Мне только мельком удавалось разглядеть за деревьями их роскошный наряд.

Дальше я попал в тропический ливень и летел сквозь него целых 45 миль. Вылетев на солнце, увидел перед собой два острова-близнеца: Тернате и Тидоре. На Тернате должен быть городок, но почему-то никаких признаков его не наблюдалось. Это меня обеспокоило — бензина оставалось всего на час. Оказалось, что вместо двух островов передо мной лежал один — Тидоре, с вулканом в центре. Вулкан был окутан дымом (или облаком?), спускавшимся к морю и как бы разделявшим остров на два. Долетев до северо-восточной оконечности Тидоре, я понял свою ошибку и отчетливо увидел впереди Тернате.