Волшебник - Колм Тойбин

особого коварства национал-социалистов, сумевших втереться в доверие народу, не выиграв ни одних выборов, или их тактики вовремя отступить, чтобы обрести еще большую популярность. Когда Томас пытался увлечь Голо идеями социализма или социал-демократии, тот пожимал плечами и говорил:

– Если Генрих, Эрика и Клаус считают, что Гитлер нам угрожает, это еще не значит, что он не угрожает.

– Я никогда такого не утверждал.

– Рад это слышать.

Томас видел, что Эрика и Клаус черпают энергию из вульгарности и злобы своих врагов. Они отправились в Соединенные Штаты, где были встречены толпами журналистов, желающих взять у них интервью. Их друг Рики Хальгартен, живший в Нью-Йорке, предоставил им кров и познакомил с местными развлечениями – о некоторых из них, писала Эрика, даже ее дорогим родителям знать незачем. Они пересекли Америку на поезде, а затем отправились в кругосветное путешествие, посетили Японию, Корею, Россию и написали книгу о своем путешествии. Книга завершалась печальным возвращением домой в бледных лучах рассвета, в прусский пейзаж, где под неусыпным полицейским надзором им пришлось забыть о веселье и снова учиться воспринимать жизнь всерьез.

На самом деле встречала Эрику и Клауса не полиция, а родители, братья и сестры. И вернулись они не в Берлин, а в Мюнхен и в первые дни вели себя как малые дети. Обычно за семейным столом Томасу или Кате приходилось их одергивать, но сейчас их рассказы о дорожных приключениях были настолько безобидны, словно Эрика и Клаус были сказочными персонажами, братом и сестрой, которые встречали только добрых попутчиков и чудом избегли всех треволнений пути.

Вскоре они снова исчезли, чтобы продолжить свою взрослую жизнь. Когда Рики Хальгартен вернулся из Америки, Эрика написала детскую книжку, которую он проиллюстрировал, а Катя поделилась с Томасом, что Рики с Клаусом стали любовниками. Каждый год Клаус выпускал одну-две книги, а Эрика прославилась краткими статьями о новых женщинах. Ей нравилось, когда ее фотографировали за рулем автомобиля, с дерзкой короткой стрижкой, нравилось высказываться на темы политики и секса, шокируя всех своей раскованностью и воинственностью. Они с Рики приняли участие в десятидневном автопробеге, который выиграли, а Эрика писала дорожные репортажи.

Томас с Катей вступали в пору безмятежной зрелости, в то время как Эрика и Клаус искали и находили все больше удовольствий. Они задумали отправиться в Персию на двух автомобилях в компании Рики и подруги Эрики Аннемари Шварценбах.

Для Томаса переход от самоуспокоенности к потрясению оказался слишком резким. Спустя год после его Нобелевской премии нацисты получили на выборах шесть с половиной миллионов голосов, хотя два года назад у них было только восемьсот тысяч. Томас продолжал верить, что нацисты растеряют поддержку так же быстро, как и получили. Пустота их обещаний не могла завоевать людские сердца. Если бы Голо не показывал ему особенно мрачных и пугающий статей, он и дальше продолжал бы мирно трудиться над книгами.

Однако спустя несколько месяцев трансформация, произошедшая в Германии, пока он мирно писал и читал лекции, предстала перед ним во всей красе. Томас согласился прочесть лекцию в берлинском Бетховенском зале и назвал ее «Призыв к разуму». В любое другое время название не выглядело бы провокационным, но не теперь. Томас долго готовился к лекции, распаляя себя и все больше убеждаясь, что должен расставить все точки над «i».

Томас считал, что обращается к центральной Германии, одной из трех, которые знал. Он считал, что в зале сидят думающие люди, которые посвящали зимние вечера чтению книг и, подобно ему, оплакивали отход от принципов цивилизованного общества, а именно: «свободы, равноправия, образования, оптимизма и веры в прогресс». Он верил, что его аудитория с презрением относится к тому, что он именовал «исполинской волной эксцентричного варварства и примитивной, популистской площадной брани», и согласится с ним, что национал-социализм предлагает «политику абсурда, рефлекторных массовых припадков, зазывных воплей луна-парка, возгласов „аллилуйя“ и повторения избитых и однообразных лозунгов, пока пена не пойдет изо рта». Томас призывал слушателей поддержать социал-демократов как наиболее разумную и прогрессивную немецкую партию.

Зал оказался полон, и поначалу прием был самый радушный. Томас радовался, что в зале сидели Эрика, Клаус и Катя. Когда он отозвался о немецком образе мыслей как об «угрожающем внешнему миру» и добавил, что нацизм – «колосс на глиняных ногах», один из слушателей вскочил и потребовал слова.

Томаса никогда еще не перебивали. Он смешался, но затем жестом позволил слушателю продолжать.

Громким голосом тот объявил на весь зал, что Томас Манн – лжец и враг народа. Аудитория неодобрительно зашумела. Томас порадовался, что у него есть текст его речи, и был намерен продолжать. Его настроение разделяли его поклонники, но продолжение только разозлит мужчину, который его перебил.

Томас видел, что в аудитории достаточно несогласных, готовых выкрикивать оскорбления и свистеть при каждом удобном случае. Было очевидно, эти люди организованны и пришли, чтобы помешать ему говорить. Сейчас они пытались его перекричать. Некоторые вскочили с мест и бросились к кафедре, в то время как остальная аудитория молчала. Смутьяны заранее расселись во всех концах зала. Все они были молоды, и всякий раз, поднимая глаза, Томас ощущал их воинственное присутствие.

Пока он говорил, ему передали записку, в которой советовали завершать свою речь, пока ситуация не стала критической. Томас решил продолжать. Его отказ будет не только воспринят всеми как постыдная капитуляция, но и может создать Кате и остальным трудности при попытке покинуть зал, если нападающие решат, что он испугался.

И он с жаром обрушился на нацистскую идеологию, а выкрики из зала становились все громче и яростнее. Теперь это были не отдельные голоса – смутьяны хором выкрикивали оскорбления, а скоро затянули песню.

Дочитав до конца, Томас понял, что ему будет трудно найти безопасный выход из зала. Он заметил, что Катя делает ему знаки. За кулисами он обнаружил дирижера Бруно Вальтера с женой. Хорошо знакомый с изощренной системой лестниц и коридоров концертного зала, тот тихо вывел их с Катей из здания и сопроводил к соседнему дому, где оставил свой автомобиль.

Томас сознавал, что, пока нацисты на подъеме, он больше не сможет выступать в Германии, не опасаясь повторения скандала. Люди, желавшие слушать его речи, больше не могли быть уверены в собственной безопасности. Он согласился опубликовать свое выступление и был рад, что оно выдержало три переиздания, но это ничего не меняло. Отныне он был врагом. Когда Голо предложил ему прочесть отклики на его выступление в газетах национал-социалистов, Томас отказался. Он не обольщался насчет того, что