Супербомба - Сергей Самаров

– Завгат, обыщи его. Только осторожнее, он умеет за себя постоять.

* * *

– А ты не желаешь спросить меня, зачем я к тебе в гости напросился? – сказал Алиахмет, посмеиваясь. – Не слишком вежливо, но все же напросился.

– Неужели я сам не понимаю, – я с самого начала, как только увидел его, понял, зачем он пожаловал. Это даже бронзовому памятнику на центральной площади города не понять трудно, хотя в бронзовой голове, мне думается, не предусмотрено мозговых извилин.

– И что тебе понятно?

– Банковская пластиковая карточка.

Алиахмет уже не усмехнулся. Он просто засмеялся, захохотал. Громко и с откровенным презрением. Может быть, засмеялся даже искренне, потому что я не уловил в его смехе фальши.

– Я сказал что-то крайне неприличное? – поинтересовался я с легким вызовом. Я не постеснялся говорить с вызовом, потому что хорошо знал характер чеченцев. Им палец покажи, они руку откусят, только дай слабину, сядут на шею и будут считать, что всегда там сидели.

– Ты сказал только то, что и мог сказать, поганый и продажный.

Ой-ой-ой, сколько пафоса. Относительно поганого я могу понять, это уже стало общепринятым понятием, а вот относительно продажного... А кто сейчас не продажный? Живем для того, чтобы заработать. И уж не чеченцу мне морали читать.

– Меня не интересуют твои полста тысяч. Ты баксы заработал, ты и трать их. Хочешь, пропей, хочешь, бабе подари. Меня сам товар интересует. Где он?

Я на спинку кресла откинулся и оторопело думал целую минуту.

– Ты знаешь, что это был за товар? – спросил, наконец, с некоторой подчеркнутой подозрительностью и еще более подчеркнутым недовольством.

По моим понятиям, Алиахмет Садоев никак не должен был знать, чем мы с Джабраилом занимались. А теперь оказывается, он знает, оказывается, что знает еще человек со странным акцентом. И неизвестно, кто знает еще. И самое неприятное заключается в том, что они знают о моем непосредственном участии в деле.

– Еще бы мне не знать, если я за этим товаром полтора года охочусь! Он мне нужен был, а ты сунул его Джабраилу, такому же продажному, как ты.

– У Джабраила слишком длинный язык, – я отреагировал не на его слова, а на собственные не слишком радостные мысли.

– Пора его укоротить, – согласился Алиахмет, – и сразу на целую голову.

– Я буду тебе благодарен, если ты это сделаешь.

– Если у тебя будет возможность меня отблагодарить. А для этого ты должен сказать мне, где находится товар. Понимаешь?

– Я понимаю даже больше, чем ты предполагаешь. Где товар, я, естественно, не знаю и не могу знать, потому что Джабраил не держит меня в курсе событий. Но есть там кто-то в его окружении, кто в курсе всего, как я понимаю.

– Кто? – настороженно и резко спросил Алиахмет.

– Кто-то, разговаривающий со странным акцентом. Не с кавказским акцентом. Как-то иначе. Не знаю, но акцент точно не кавказский. Я бы даже подумал, что это говорит американец. Русский американец. Я две недели назад разговаривал с человеком, который приехал из Америки. Бывший наш, сейчас в Штатах живет. Родной язык забыл, похоже говорил...

Я не Садоеву сведения давал, я, скорее, размышлял вслух. Но он насторожился и подался вперед, оказавшись от меня в опасной близости. И настолько увлекся разговором, что пистолет опустил. И я мог бы достать его ногой и уронить. Но сейчас мне этого делать не хотелось, потому что создавалась ситуация, при которой из Алиахмета мог бы получиться союзник, обеспечивающий мою безопасность от болтливости Джабраила.

– Человек баскетбольного роста? – спросил Алиахмет.

– Я не видел его. Он сидел в темноте, почти спрятавшись за шкафом в кабинете Джабраила. И только задал мне вопрос.

– Прибалтийский акцент.

– Может быть. Может быть, и прибалтийский, я мало встречался с прибалтами, а те, с кем встречался, по-русски говорили чисто. И потому утверждать категорично я не могу.

– Он здесь! – Алиахмет почти обрадовался. – Если он здесь, то и товар должен быть здесь. Где товар?

– Ты меня спрашиваешь? Честно говоря, знал бы, сказал бы тебе.

– Когда ты видел этого прибалта?

– Четыре часа назад. Может, пять часов.

– Он здесь, – Садоев наслаждался этими словами. – Ты обрадовал меня. Ты сильно меня обрадовал. Я вообще оставил бы тебя в живых, но ты же побежишь сейчас к Джабраилу, чтобы заложить меня.

Значит, он не собирался оставлять меня в живых. Хотя, скорее, делает вид, что не собирался. Я так понял его слова. Значит, можно найти общий язык.

– Чтобы Джабраил и дальше продолжал болтать? Ты уверен, что мне нужен здесь, в нашем городе, твой Джабраил? Вот ты уедешь, и мы с тобой больше не увидимся. А Джабраил, если останется таким же болтливым, будет продолжать болтать в моем городе. Мне это надо?

– Я тебе больше скажу. Если ты захочешь крепче подружиться с Джабраилом, начну болтать я и мои люди. Они тоже в курсе всего. Тогда тебе не поздоровится. И всей твоей семье тоже, имей это в виду.

– Мне кажется, у нас не только интересы сходятся, но, пока я вхож к Джабраилу, я смогу быть тебе полезным. Более полезным, чем другие. Чем твои ближайшие помощники, – я кивнул на стоящих в дверном проеме Мусу и Завгата. Завгат молча слушал наш разговор, а Муса придерживал свою правую руку левой и стоял с закрытыми глазами, чтобы не показывать боли. Я мог только посочувствовать ему и дать совет. – Отправь, кстати, Мусу в больницу. У него не только рука в плече сломана, у него разорваны связки в плечевом суставе и наверняка тяжелое сотрясение мозга. Ему месяца два лечиться придется, иначе рука отсохнет.

– Как его примут в больнице? Сразу ментов вызовут.

– У него с документами в порядке?

– В порядке.

– Пусть скажет: парни молодые налетели. Лысые, в черной униформе. За прошлую неделю было четыре случая, когда били кавказцев. Лысые парни в черной униформе. На улицах жара, а они в черном. Это заметно. И это есть в городских сводках.

– Завгат, поймай такси, отвези Мусу в больницу. Слышал, что сказал капитан?

– Понял, эмир. Парни в черной форме. В черной униформе.

– Мне ключи от машины оставь.

– Я отвезу тебя, куда скажешь, – внезапно для самого себя предложил я. – Все равно уже не усну.

– Хорошо, союзничек. Завгат, поезжай на моей машине.

Алиахмет убрал пистолет в подмышечную кобуру. Легко убрал, привычным движением, не пристраивая, как это делают те, кто такую кобуру носит только изредка.

На улице уже начало светать, и, похоже, не только что. Наш разговор как-то нечаянно затянулся.

Я не выпускал из руки трубку мобильника, словно таким образом мог передать трубке собственное желание услышать долгожданный звонок. Даже завтракал, положив ее на стол рядом с тарелкой. На завтрак мы в две очереди ездили в недалекое кафе. После завтрака сидели и ждали развития событий. Все ждали в напряжении, а я в напряжении, возведенном в квадратную степень, потому что лично для меня не менее важные события происходили дома.