Гордость расы - Илья Новак

Вокруг весело булькала вода, впадающая по узкому дренажному руслу в окружавшее дом озерцо. Его можно было пересечь по многочисленным деревянным настилам и мосткам. Со стороны склона доносился мерный гул, там вода по какому-то желобу или трубе устремлялась с горы вниз.

Пиччучи, потянув реншу, пополз вдоль ручья, наполовину погрузившись в теплую воду. Одежда Бет-Зана потяжелела от влаги, ему казалось, что даже горб его насквозь пропитался водой.

Сквозь шелест дождя из дома доносились невнятные возгласы.

— Это Мастер! — ахнула Глата. Бет-Зана, рывком притянув ее к себе, прижал голову к своей груди и зажал рот широкой ладонью. Они почти достигли узкого настила, лежащего поперек ручья, который в этом месте становился глубже и шире. Пиччули услышал шаги и, оттолкнувшись от мягкого дна, быстро преодолел расстояние, отделявшее их от настила. Краем глаза он заметил фигуру пирата. Сойдя с крыльца, рег неторопливо приближался к ним.

Бет-Зана перевернулся, заставил сделать то же самое ренту, отвел руку за спину, вцепившись в торчащий из дна корень, наклонился к ее уху и прошептал:

— Вдохни поглубже.

Пиччули увидел, как ее грудь под мокрым балахоном приподнялась, и притянул половинку и себя ко дну.

Он не закрыл глаз. Сквозь воду, несшую песчинки, стебли травы и корешки, Бет-Зана видел размытую темную полосу настила, более светлое небо и концентрические разводы, беспрерывно разбегавшиеся по поверхности от падающих капель.

Настил оказался над ними. Бет-Зана затаился, чувствуя, что поток пытается увлечь их обоих дальше и корень медленно вытягивается. В темной полосе настила виднелись светлые щели между досками. Глата в его объятиях вдруг затрепетала, выгнулась и слабо ударила рукой по его груди. Бет-Зана увидел совсем рядом ее расширенные глаза, лицо, очертания которого были искажены жидкой призмой воды. Он отчетливо осознал ужас половинки, мучительное ощущение пустоты в легких, судорожные попытки вздохнуть, широко раскрыть рот и впустить в себя воздух — или воду.

Он отвел взгляд, потому что двойное эго делало мучения доминанты и его мучениями, и вновь посмотрел вверх.

Пиччули показалось, что он видит фигуру, нагнувшуюся над краем настила. Тело ренши судорожно дернулось — она могла задохнуться, — и тут корень вырвался из дна. Их обоих поток увлек дальше, в ту же секунду между ног пиччули в дно вонзилась прилетевшая сверху стрела.

Он вынырнул на поверхность позади настила, лицом вверх, ожидая, что через несколько мгновений, необходимых для того, чтобы перезарядить арбалет, вторая стрела вонзится ему между глаз.

Пират стоял спиной к ним, перегнувшись через противоположный край настила, все еще глядя в воду, Рег не заметил их на фоне темного дна, просто разглядел какое-то движение и выстрелил наобум, не ожидая никакого результата.

Поток продолжал тянуть их, и Бет-Зана наконец позволил голове ренши подняться над поверхностью. Она судорожно, со всхлипом вздохнула, вновь забилась в его руках, пуская пузыри. Звуки, сопровождавшие барахтанье, слились с хлюпаньем воды и шелестом дождя, так что пират, от которого они отплывали все дальше, не заметил их.

Теперь они попали в озеро. Здесь было глубже, но Бет-Зана вытянул ноги и смог достать до дна.

— Держись за мою шею, — тихо приказал он и повернулся к ренше спиной.

Глата ухватилась за него, он медленно пошел вокруг дома, разгребая воду руками.

— Ты хотел утопить меня, — произнесла Глата над его ухом. Голос был жалким и испуганным, словно она сама не верила в то, что говорила.

— Нет, — возразил Бет-Зана, медленно подходя к стене дома, возвышавшейся из воды. — Я не могу убить тебя.

— Но я почти захлебнулась!

— Я бы откачал тебя. Нам надо было спрятаться. Я могу причинить тебе небольшой вред или испугать — но только для твоей пользы.

Руки, обхватывающие его шею, сжались сильнее, и Глата со слабым, впервые в жизни проснувшимся возмущением сказала:

— Откуда ты знаешь, что нужно мне, а что нет?

— Знаю, — ответил он, поворачивая за угол дома. — Потому что я — это почти то же, что и ты.

Здесь глубина увеличилась. Мягкое дно исчезло из-под ног, и он вплавь преодолел короткое расстояние до стены, где виднелось окно с распахнутыми створками.

Пиччули приказал:

— Держись крепче… — и выдохнул, освобождая легкие от воздуха. Его тело начало опускаться, он согнул ноги и, коснувшись дна, резко выпрямил их.

Они взлетели над поверхностью. Бет-Зана вцепился в раму окна, рывком подтянулся и, перевалившись через подоконник, вместе с Глатой упал по другую его сторону. Половинка осталась лежать на деревянном полу, а он тут же вскочил, разглядывая помещение.

Комната с деревянной мебелью и полураскрытой дверью. Мебель состояла из узкой кровати, стола и двух стульев — все эти словоформы: «кровать», «стол», «стул» — услужливо всплывали в его мозгу после того, как взгляд пиччули падал на соответствующий предмет. Стены, пол и потолок состояли из узких, хорошо пригнанных гладких досок. Позади двери виднелся коридор, оттуда доносились неразборчивые голоса.

Пиччули посмотрел вниз, на реншу, лежавшую у его ног. Балахон ее, насквозь мокрый, прилип, повторяя очертания худого тела, и внезапно пиччули испытал приступ похоти.

Бет-Зана решил: нет, еще рано, сейчас она не захочет этого.

Он отвел взгляд, не глядя протянул ей руку и помог встать.

— Молчи и иди за мной, — приказал он более грубым, чем хотел, тоном.

Пиччули вышел из комнаты, преодолел коридор и, оказавшись возле второй двери, отшатнулся, сжимая реншу в объятиях и вновь зажимая ей рот, чтобы она случайно не вскрикнула.

Посреди открывшегося помещения на стуле сидел человек в халате с порванным воротом.

«Халганин!» — забилось в мозгу пиччули.

На лице нет светоотталкивающего лака, а на запястье — фатального браслета, значит…

Низший…

Особая прическа, выстриженный круг на голове…

Низший из домена Донца…

Враг. Враг! ВРАГ!!!

Пиччули, все еще сжимая Глату, словно со стороны взглянул на свою реакцию. Где-то в предыдущей жизни — в предыдущих жизнях — он сталкивался с халганами и успел изучить внешние атрибуты их доменов. И он ненавидел их, потому что…

Его пальцы непроизвольно сжались на губах ренши, когда он понял: халгане убили его предыдущую доминанту!

Теперь он не мог вспомнить ни имен, ни событий, но был уверен, что прав. Для любого приживалы не суметь защитить доминанту означало мощнейшее психологическое потрясение, шок, равнозначный смерти ребенка, произошедшей на глазах у родителя.

Последние часы он жил для того, чтобы защищать реншу.