Ненавижу (любить) тебя - Дана Алексеева

Мама победоносно вздернула голову и скрестила руки на груди.

Я запыхтела в возмущении, и подобно ощетившемуся котенку, приготовилась дать отпор этим матерым волкам.

- Это моя жизнь, мама! Хватит мне указывать, что делать. Я даю отчет всем своим поступкам!

- Как ты со мной разговариваешь... – ахнула мама, и взглядом искала поддержки у отца. – Чарльз, скажи ей.

- Что, не нравится? – не унималась я. - Но я говорю правду, хватит опекать и отчитывать меня, словно мне пять лет… Итак, на всю жизнь хватило!

Я постучала ладонью по горлу, изображая невыносимость происходящего. Мама вспыхнула и двинулась ко мне.

- Как ты можешь говорить такое… - она обхватила меня за плечи. – Оливия, приди в себя! Что этот парень сделал с тобой?

- Что… - сорвался мой голос, услышав намек на Мартина.

- Неужели, Алекс был прав, и ты связалась с несносным и невоспитанным юношей? Это он так плохо влияет на тебя!

Имя моего друга в этой ситуации поставило все на свои места. Алекс рассказал моим родителям про Мартина. Как он мог? За моей спиной… Я хватала ртом воздух руками, пытаясь сохранять самообладание.

- Мартин здесь не причем. И это моя личная жизнь, которая Алекса не касается! В Алексе играет ревность. Это низко с его стороны -обвинять человека, которого он совсем не знает!

- А знаешь ли ты его настолько хорошо, чтобы так доверять ему?!

- Да! – упрямо заявила я.

- Ты влюбленная дурочка! Глупая, наивная, моя доченька… - мама хотела погладить меня по щеке, но я одернула ее руку.

- Перестань. – предупредила я ее.

- Разве ты не видишь, что он сделал с тобой… Ты стала груба, резка. Тебе плевать на учебу, на родителей. Разве этому должен учить человек, который любит тебя?

- Ты ничего не понимаешь! – затрясла я головой. – Хватит настраивать меня против Мартина! Ничего не выйдет, я люблю его.

Мама болезненно  застонала и схватилась за голову. Папа посадил маму на кресло, а сам подошел ко мне и грозно заявил:

- Ты не будешь встречаться в этим оборванцем! Я найду на него управу. Посмотри, что ты сделала с матерью со своим глупым упрямством. Ступай к себе! И подумай над своим поведением.

Как провинившегося ребенка, без суда и следствия, наказали и наложили арест на мою свободу, на право выбора, слова… на всю мою жизнь!

-  Я ненавижу вас! – надрывно закричала я.

Я побежала в свою комнату и громко хлопнула дверью. Я закрылась и в отчаянии плюхнулась на кровать. Слезы хлынули ручьем, и я зарылась лицом в подушку,  заглушая свои всхлипы.

Когда все слезы закончились, а эмоции  подутихли, я написала Мартину.

« Забери меня. Увези подальше из этой тюрьмы».

Я рассказала ему все, что произошло между мной и родителями. Написала адрес и волнительно ждала ответа.

« Уже  еду».

Внутри все заликовало. Он едет, мой спаситель. Единственный человек, кому я могу довериться, с кем мне хорошо… Единственный, кто не указывает, как мне жить, что делать или нет.

….Рев мотора мотоцикла около дома заставил подпрыгнуть от радости и побежать вниз по лестнице. Мартин приехал.

В холле я встретила маму.

- Оливия, ты куда?! – взвизгнула она.

- Я уезжаю. С Мартином. – гордо заявила я.

- Ты никуда не поедешь!

- Поеду. И не надо меня останавливать, это бесполезно.

Я развернулась и пошла к выходу.

- Оливия, стой! – с надрывом закричала мама и схватила меня за рукав плаща. – Одумайся, он погубит тебя.

- Хватит, мама. – одернула я руку. – Я ухожу.

Лицо мамы было бледным и очень уставшим. В ее глазах проблеснула угроза, и выставленный указательный палец лишь подтвердил ее помыслы.

- Если ты сейчас уйдешь, я не прощу тебе этого… Выбирай.

Я посмотрела на нее и не смогла подобрать правильных слов. Мой выбор определен. И она тоже знает его. Мне больно. Как и моей маме. Но я не могу иначе. Я просто не смогу без Него. Я умру.

Я бросила прощальный взгляд на мать и, сильно сжав зубы, молча покинула родительский дом.

Бабочка

Заливистый смех Лили звенел на весь парк. Эта бесстрашная девчушка села на самые сумасшедшие горки и сейчас визжит от счастья.  Лили умоляла меня поехать с ней, но я категорически отказалась – меня бы закрутило и стошнило после первого поворота.

Мой удел - щелкать фотоаппаратом и наслаждаться задавшейся погодой.  Я невольно улыбаюсь, когда вижу  Мартина, который купил мороженое и сейчас направляется ко мне.

- Улыбочку! – я щелкаю кнопкой фотоаппарата.

Мартин останавливается и позирует на камеру. Выходит очень смешно.

- Поестественнее, пожалуйста. – хихикаю я и делаю еще пару снимков.

- Отдохните, папарацци. – усмехнулся Мартин.

Он убрал от моего лица фотоаппарат и чмокнул в нос.

- Выбирай любое. – он протянул три стаканчика разноцветного мороженого.

Я взяла фисташковое мороженое, и мы направились к свободной скамейке. Поглядывая на летающую вверх ногами Лили, мы поглощали мороженное и вспоминали  вкус детства.

- Я решилась, Мартин.  – взглянула я на него  и облизнула сладкие губы.

- На что? – вскинул он брови и оторвался от стаканчика.

- Я хочу набить тату. На лопатке, в том месте, помнишь?

Мартин недовольно качнул головой. Его серьезный взгляд устремился на меня:

- Оливия, не стоит делать этого, лишь бы высказать  протест против родителей.

- Да нет же… Я правда этого хочу. Сознательно. И даже знаю, что хочу набить.

- Вот как. И что же это?

- Бабочку.

Мартин сдержал смешок.

- Бабочку? Но почему?

- Ты не понимаешь… Это символ перерождения. Сначала она была гусеницей, жалкой и приземленной. Но пройдя свой путь, она обрела крылья и, вместе с тем, новую жизнь. Свободная и вольная она порхает над землей и поражает окружающий мир своей легкостью и красотой…

- И эта бабочка – ты… – понимающе кивнул Мартин. – Это действительно сознательный шаг.

- Ты подарил мне крылья. –  тихо сказала я, опустив глаза в землю. – Благодаря тебе я могу летать. Я, наконец, обрела свободу и почувствовала свою силу.

- Оливия…

- Я люблю тебя, Мартин.

Все мое тело обдало жаром, а дыхание резко оборвалось. Наша глаза встретились, передавая чувствительный импульс нашим телам. Наши губы слились в поцелуе, а руки крепко обнимали друг друга. Я чувствую его прикосновения, слышу дыхание, биение сердца, принимаю его полностью каждой клеточкой своего существа. Он - мой, а я – его. Мы две части одного неделимого целого.