Будущее в тебе - Олег Кожевников

В посёлок мы въехали минут через пятнадцать, выстрелов там уже не было, а вдоль проезжаемых улиц сновали красноармейцы. Местных жителей было не видно. Лица красноармейцев мне были незнакомы. Остановив одну из групп, во главе с лейтенантом, я поинтересовался, кто они и где находится ближайший штаб. На моё счастье, это оказались бойцы из третьей роты нашего батальона. А лейтенант неоднократно меня видел, поэтому никаких подозрений наши сани не вызвали. Смотря на меня с каким-то восторженным обожанием, этот молоденький лейтенант подробно объяснил нам, как добраться до штабов.

Оказывается, в посёлок уже подтянулись все батальоны, и даже штаб полка. Все финны, которые уцелели после нашего рейда – разбежались, когда начали подходить другие части. Эта безумная атака наших двух рот на деревню уже обросла легендами. А я для красноармейцев и младших командиров нашего полка превратился прямо в какого-то идола. Конечно, этот восторг в глазах лейтенанта и хвалебные речи о действиях наших рот грели душу, но меня больше беспокоило отношение старших командиров к моим самовольным действиям. Всё-таки наши действия во время этого рейда больше походили, прямо сказать, на самую настоящую партизанщину, и никакого согласия командования на его проведение у меня не было. Скажу больше – чтобы мне не помешали, я специально задерживал донесения в батальон. И вообще, нарушил кучу уставов. Единственное, чем я себя успокаивал, когда мы ехали в штаб, это то, что победителей не судят.

По сообщению встреченного лейтенанта, наш комбат вместе с Пителиным сейчас находились в штабе полка. Там шло какое-то совещание. Вот я и направил наши санные экипажи в сторону штаба полка. Он расположился совсем недалеко от сожженной нами кирхи, в доме какого-то местного богатея. В этом же доме, на первом этаже находился продуктовый магазинчик.

Добравшись до этого дома, я, вместе с представителем 44-й дивизии направился в штаб. Своих ребят я отправил на отдых в место расположения роты. Рассудив, что красноармейцы вряд ли будут нужны на предстоящем командирском совещании.

Моя рота располагалась в блиндажах захваченного нами блокпоста. Об этом мне рассказал всё тот же лейтенант.

Адъютант нашего комполка встретил меня с распростёртыми объятиями и тут же провёл в комнату, где собрались командиры батальонов, их начальники штабов и политруки. Помещение торгового зала магазина было довольно большое. Все прилавки, полки и другая мебель были отодвинуты к стене. Посередине этого зала стояли только сдвинутые вместе столы и множество стульев. Половина из них была занята командирами, остальные стояли пустые и использовались как вешалки для верхней одежды.

Войдя, я строевым шагом, смешно шлёпая валенками по деревянному полу, подошёл к комполка и громко отрапортовал. Потом представил начальника штаба 44-й дивизии. Удивлению присутствующих не было предела. Ещё бы, ведь это совещание было созвано именно для решения вопроса о дальнейших действиях по пробитию коридора к 44-й дивизии. Как раз перед этим командир второго батальона жаловался на нехватку боеприпасов и неимоверную усталость людей. И что с такими силами невозможно пробиться к 44-й дивизии, что финны очень сильны, и нужно дождаться подкрепления, чтобы организовать штурм укрепрайона. И вдруг на это серьёзное совещание врывается какой-то ротный и заявляет, что всё уже сделано, коридор пробит, грозные финны разбежались. И послать его куда подальше или проигнорировать невозможно. Вместе с ним прибыл сам начальник штаба окружённой 44-й дивизии. Одним словом, ввёл я присутствующих в полную прострацию, а командир второго батальона весь раскраснелся, пряча глаза, короче – обтекал.

После минутного молчания все разом загалдели, некоторые даже подскочили со своих мест и пытались толкнуть речь. Весь этот шум перекрыл мощный рык командира полка:

– Молчать! Совещание закончено, всем следовать в свои батальоны. Черкасов, ты там снаружи подожди, пока я переговорю с начштаба 44-й дивизии.

Буквально в несколько минут весь зал опустел. Все, не надевая, похватали со стульев свою верхнюю одежду и поспешили покинуть это помещение. Я на улице оказался первым, мне же не надо было заботиться о своей верхней одежде, она и так была на мне. Следом за мной вылетел Сипович, он, даже не застёгивая свой полушубок, сразу же бросился ко мне обниматься.

Потом, по мере выхода из штаба, меня каждый норовил потискать и похлопать по плечам. Даже командир второго батальона, и тот с большим чувством и от души меня поздравлял. Меня такая физическая обработки здоровыми мужиками уже порядком утомила, я стоял среди этих людей и еле лепетал о наших действиях по освобождению деревни и рейде на трофейном бронетранспортёре. Окружившие меня командиры буквально вынудили с подробностями рассказать о наших геройствах. По-настоящему геройскими действия наших рот представали только тогда, когда подавали свои реплики Сипович и адъютант полковника из 44-й дивизии. Сипович всё время меня нахваливал, как бы говоря – вот видите, какие командиры рот в моём батальоне. А лейтенант из 44-й дивизии, так тот просто пел дифирамбы о нашем лихом рейде на бронетранспортёре, и сколько финнов мы там покрошили.

Минут через тридцать вышел адъютант командира полка и вызвал меня к нашему майору. Как только я зашёл, опять был обласкан начальством. Майор сразу же, как только меня увидел, воскликнул:

– Молодец, Черкасов, отлично выполнил все приказы. Теперь можешь, делать дырку в гимнастёрке, буду тебя представлять к ордену Боевого Красного Знамени. Думаю, тебе его дадут, командование 44-й дивизии тоже посодействует этому. Я бы представил тебя за эту деревню к Герою, но, сам понимаешь, этого вряд ли допустят. Вся наша армия в трудном положении, а официально никаких окружённых дивизий не было. Ты понял?

Я вытянулся и гаркнул:

– Так точно!

Майор благосклонно хмыкнул и, обращаясь уже к начштаба 44-й дивизии, продолжил:

– Вот видите, какие в моём полку орлы. Прикажешь, и они коридор хоть до самого Хельсинки прорубят. Да и красноармейцы под стать своим командирам.

В этот момент в разговор вступил наш комиссар полка, он до этого сидел за дальним столом и молча меня разглядывал. Посчитав, наверное, что пора и ему сказать своё веское слово, он несколько напыщенно произнёс:

– Я думаю, Черкасов достоин вступления в партию даже раньше, чем положено по кандидатскому стажу. По крайней мере, я порекомендую партийной организации батальона это сделать. К тому же геройски погибший политрук батальона, с самой лучшей стороны характеризовал Черкасова. Каневский хорошо знал старшего лейтенанта и не зря дал ему одну из рекомендаций для вступления в партию большевиков. Думаю, на примере таких товарищей, как Черкасов, и нужно воспитывать прибывающее пополнение. Дисциплинированность и преданность делу Ленина-Сталина, вот основные его черты. Я полностью поддерживаю предложение командира полка о представлении товарища Черкасова к ордену Боевого Красного Знамени.

Слова комиссара, как бальзам, лились на мою душу. Наконец-то я обрёл спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Я всё-таки получил индульгенцию за прошлые самовольные действия, и вся эта партизанская история получила одобрение со стороны партии. И теперь уже никакой чинуша не посмеет совать свой нос в мои дела и раскапывать историю моих прежних поступков. Даже такой зануда и страстный любитель уставов, как капитан Пителин, не будет мне постоянно капать на мозги, перечисляя при этом, сколько же уставов я нарушил. Моя ставка на то, что победителей не судят, полностью сработала.