Русская красавица. Анатомия текста - Ирина Потанина

— С чем пожаловали? — Лиличка переместилась на стул и насмешливо посмотрела на гостя. Иногда Сонечке становились понятны причины безграничной уверенности Геннадия в неотразимости Лилии. Она умела преподносить себя. Несмотря ни на возраст, ни на изъеденные сеточкой морщин уголки глаз, ни на мужа, с которым жила уже так давно, и была завязана так крепко, что возможность разрыва даже не оговаривалась, Лиличка умела «держать при себе» почитателя. — Удобно в кресле? Ничего, что оно Сонино?

— Душа моя, когда Сафо сравняется со мной в комплекции, а, судя по нашим финансовым успехам, это вполне возможно, когда стулья покажутся ей слишком хлипкими, тогда мои посягательства на кресло будут казаться неуместными. А сейчас…

— Хотите сказать, терпим крах? Нищаем так, что даже не найдем средства мне на тренажерный зал в случае чего? — от растерянности (Сафо ведь совсем не привыкла к нашествиям главного босса) она шутила очень неудачно и даже вызывающе…

Сначала шутила, потом смущалась этого, краснела, запиналась… В общем, о конкуренции с ее стороны Лилия могла не беспокоиться. Уж слишком по-глупому Сафо при Геннадии выглядела. Хотя в остальные моменты держалась вполне на уровне, и не раз ловила на себе ревнивые взгляды Лилички. Ту явно злило оказываемое Сафо во всевозможных компаниях внимание. «Посмотрим, как ты будешь выглядеть в мои-то годы!» — как будто бы говорила Лилия взглядом, повторяя нечаянно высказанную когда-то вслух претензию.

Это было в самом начале общей деятельности. Барышни отправились в очередное увеселительное заведение, дабы отпраздновать успешное начало работы. Шли вдвоем, потому что Геннадий «по вечеринам давным-давно не ходок», брать кого-то из своей предыдущей жизни Сафо не хотела, а остальных участников процесса Лиличка ей отчего-то не представляла. Лиличкин муж — очень галантный, интеллигентный хрупкий юноша, сороковник которого просматривался, только если долго и пристально всматриваться в его лицо при ярком свете — отвез дам до нужного места на своей машине и пообещал заехать по первому же требованию. Тогда Сафо впервые узнала, что Лиличка не просто замужем, а замужем счастливо и удачно.

— Живем душа в душу, — Лилия подмигнула Сафо, когда, раскланявшись, и изъяв обеих дам из авто за ручку, муж поехал дальше по каким-то своим мужниным делам. — Все взаимно, все дружно и весело. О Генке он и не догадывается. Сначала, пока Илья с одной мамзель наглючей амуры крутил, я хотела была о Геннадии рассказать. Хотелось нос утереть муженьку гулящему… Понамекала. И ты только представь, мой Илья возьми, да скажи: «Ох, Лилия, все это твои мечты и помыслы… Геннадий человек не нашего полета, у него глаз поверх голов таких как ты и я наметан. Это просто неслыханное везение, что ты к нему на работу попала». То есть представь, никакой ревности, и полное меня недооценивание! Мрак! Время прошло, мамзель та давно моему супругу уже наскучила, больше на него никто не падок — больно уж не представителен, а у нас с Генкой в серьезное все переросло. Даже жалею иногда, что нельзя Илье об этом рассказать, то-то он удивился бы…

Сафо особо не удивилась таким отношениям, мало ли что в жизни бывает, потянула Лиличку внутрь. Терпеть не могла стоять без движения. Как обычно, пить Сафо старалась поменьше, но это довольно сложно было. Лилия все подливала и настаивала, и даже сердилась всерьез, когда наталкивалась на сопротивление. В общем, вышло так, что на этот раз оттянулась Сонечка по полной программе. Уж что-что, а веселиться и привлекать внимание она всегда умела. В результате со всех сторон к ней тянулся балагурящий шлейф знакомств и доброжелателей. Лиличка поначалу искренне негодовала: «Да зачем они тебе все сдались! Нарвемся же на неприятности!» Потом включилась в игру и стреляла глазищами и сыпала подколками не хуже Сонечки. Да только Сафо все равно была недосягаема. Вот тогда-то Лилию и посетил полупьяный мрачняк и она глянула серьезно так и тяжело. Глянула и говорит:

— Посмотрим, какова ты будешь в моем возрасте!

И такая боль в ее голосе послышалась, что Сафо мигом переменилась, одеяло на себя тянуть перестала, и все на внимание к Лиличке окружающих настроить пыталась. Да только самой Лиличке от этого еще грустнее делалось. Не от внимания, а от Сонечкиных попыток притянуть его за уши.

А в том, что у них с мужем все взаимно, Сонечка убедилась под утро, когда Илья заехал за супругой весь взъерошенный и с отчетливым следом помады на воротнике рубашки. Лиличка так была занята собой, что совершенно этого не заметила. А Сафо увидела, сделала страшные глаза, принялась отчаянно Илье в зеркало жестикулировать. Тот догадался, оттер воротник, кивнул с достоинством и благодарностью. Предупредил скандал. А Сонечка потом долго еще мучалась своей лживостью. Может, стоило проявить женскую солидарность, да рассказать все Лиличке? Впрочем, похоже, именно из этой самой солидарности лучше было ничего не рассказывать.

— Я просто хорошо кушаю, — с нажимом и, кажется, ничуть не обидевшись, засмеялся Геннадий в ответ на высказывания Сафо о диетах. — И разговоры о залах или там проблемах с обменом веществ здесь совершенно ни при чем. Ох, смешные существа женщины. Им бы только о диетах пошушукаться…

Сегодня он хотел казаться добродушным весельчаком. Дамы не возражали — так всем было легче и приятней. Сафо вообще знала другого Геннадия только по рассказам Лилички. Та рекомендовала его опасаться и «не морозить лишнего». Возможно, взаправду, возможно просто из желания держать Софию на солидном расстоянии от «своих территорий».

— Ладно, лясы в сторону, приступим к делу. — торжественно объявил Геннадий. У меня важное сообщение…

Итак, Сонечка снова звалась Сафо. Она носила строгие костюмы с обязательным намеком на сексуальность. Прятала глаза в темные очки, когда ленилась краситься. Курила с мундштуком, дорого пахла, а в обществе слыла прогрессивной и загадочной. Все это делало ее похожей на уменьшенную копию Лилички. Сафо не нравилось это, но по-другому пока было нельзя. В мыслях Сонечка вынашивала планы о будущей независимости, в душе — рассчитывала на успешную развязку событий, а потаенном месте — в аккуратненькой черной дыре под сердцем — растила ноющую, ничем необъяснимую тоску. Тоску по самой себе. По той, какой была Сонечка прежде…

— Я патриот позапрошлого лета, — не далее, как вчера за обедом, говорила она Лилии. Чтобы развеяться, дамы выбрались в город. — Тогда все было просто, бесшабашно и безалаберно. До операции я намного меньше задумывалась, и потому была намного счастливее. Эх, Лиля, ты такая серьезная… Вечно все организовываешь, планируешь, рассчитываешь. Тебе не понять! Знала бы ты, как приятно быть живностью. Просто жить, тревожась лишь сегодняшним днем, ничего не понимая и оттого не имея обязанностей о чем-то заботиться…

— Нет, вы только посмотрите на нее! — фыркала Лиличка и метким щелчком пальцев, совершенно не интересуясь мнением компаньонки, заказывала пару новых коктейлей. — Уж не считаешь ли ты, что все понимаешь теперь? Вот именно, нет. А значит, представь только, сколько у тебя сейчас еще осталось поводов для беззаботности! Вот и не ной! Взяла, тоже, моду абстрактно депрессировать. Есть конкретные претензии? Сообщай, рассмотрим, обсудим. Кому надо — ноги повыдергиваем, кому надо — цветы и мороженое организуем… А все эти твои неопределенные канючения — это дурь все. Зажралась ты, девочка…