Кома - Сергей Владимирович Анисимов

по улицам с сумкой в руке она не собиралась, – ей хотелось, чтобы это именно он выслушивал то, что она о нём думает.

«Не обращать внимания» – говорил себе в это время сам Николай. – «Плевать. Это не имеет никакого значения по сравнению с мировой революцией».

Выдав на прощанье ещё одну серию изощрённых ругательств ему, и послав жестом и уже полностью срывающимся от злости голосом водителя пристроившейся к ней сзади и начавшей сигналить очередной маршрутки по известному адресу, она всё-таки уехала вперёд. Николай был даже растроган, как много ему, плебею, было уделено внимания. Стекло опускала, несмотря на не гавайскую, в принципе, погоду. Дышала холодным воздухом… А ну как простудится? Ай-ай-ай, и всё из-за него…

Перебежав бывший Кировский, а ныне Каменноостровский проспект у «Ленфильма», Николай перешёл на шаг. Судя по часам, на всю дорогу он потратил меньше 15 минут – это очень неплохо. Плюс ещё минут пять или даже чуть меньше – на сборы. Теперь надо было отдышаться.

В парадной свет уже горел – кто-то из жильцов этим уже озаботился. На третий этаж Николай поднялся не торопясь, окончательно выравнивая дыхание и на ходу превращаясь в молодого, но всё же дипломированного доктора. Дверь была совершенно целая, без следов взлома – чёрт его знает, что это может означать. Нажав на кнопку звонка, он придал себе соответствующий вид, и открывший ему дверь мрачный мужик ни слова не говоря посторонился, пропуская его в квартиру.

– Здравствуйте, – поприветствовал его Николай.

– Здравствуйте, – отозвался тот, запирая дверь за его спиной. – Документики предъявите пожалуйста…

– А что случилось? – поинтересовался Николай, спокойно ставя сумку на пол и расстёгивая и вешая куртку.

Мужик не ответил, ожидая. Николай пожал плечами и достал из заднего кармана джинсов взятый из дома паспорт и удостоверение врача-интерна, которое носил специально как дополнение к студенческому проездному, для встречающихся ещё иногда контролёров. Тот повернулся к свету и весьма тщательно изучил и то, и другое, дав Николаю время надеть на себя халат. У него мелькнула мысль, что халат абсолютно свежий после глажки, и эта деталь может обратить на себя внимание, но менять что-то было уже поздно.

– Как Алексей Степанович? – спросил Николай мужика спокойным голосом. Чёрт, это опять не вязалось с только что спрошенным «А что случилось?». Надо быть осторожнее…

– Да вы проходите…

Он вернул удостоверение, которое Николай засунул обратно в карман на заднице, подняв полу не застёгнутого ещё халата. Дёрнув их вниз, он расправил большинство складок, и прошёл в «большую комнату», взяв сумку с собой. Мужик вошёл за ним.

– Здравствуйте, Наталья Евгеньевна, – поздоровался Николай первым, не дав сидящей на диване и до сих пор всхлипывающей бабе Наташе назвать себя по имени. – Ну что тут у вас происходит? С Вами всё в порядке?

То, что тут происходит, было видно невооруженным глазом: на полу в углу комнаты лежали два мёртвых тела, а туда-сюда по комнате бродило человека четыре милиционера – и ещё двое людей в гражданских пиджаках. Ни Алексея Степановича, ни его сына видно не было.

– Э-э… Доктор… В спальню пройдите, пожалуйста, это там… – один из милиционеров указал на спальню. Николай спокойно кивнул и сделал именно то, что ему сказали, пройдя по короткому, украшенному полосатыми обоями коридорчику в спальню стариков. В душе у него заходился крик.

– Василий, это доктор пришёл.

Невысокий темноволосый мужчина разогнулся от лежавшего на кровати поверх пледа раздетого до пояса деда Лёши. Поперёк бока того тянулась мокрая багровая полоса.

– Как хорошо, – сказал мужчина с облегчением. – Я судмедэксперт, а «скорую» он вызывать отказался. Рана неопасная, но возраст и сердце…

– Так…

Николай отстранил с радостью отступившего в сторону судмедэксперта и присел на краешек кровати, на ходу доставая из кармана взятый из квартиры потёртый, ещё студенческий фонендоскоп.

– А зачем «скорая», если Николай Олегович вот-вот прийти должен был, – неожиданно здоровым и нестарым голосом произнёс дед Лёша. – Здесь-то дел на пять минут всего, а сердце уже прошло, спасибо. Так, покололо минутку. Как там моя старуха? Чего она в той комнате?..

– Николай! – Крикнул так и стоящий у двери милиционер в штатском, открывший Николаю дверь. Ляхин дёрнулся, но звали таким молодецким, несдерживаемым голосом явно не его, – просто совпадение.

В коридор кто-то вышел, и милиционер спросил, как там потерпевшая. Это слово Николаю чрезвычайно понравилось. Порез на боку у деда Лёши был весьма качественным – не слишком длинным, и не слишком глубоким. Но неплохо кровоточащим. Не дойдя до мышц, он пересёк в подкожной клетчатке пару кровеносных сосудов, и крови было, в принципе, немало. Впрочем, у Николая создалось ощущение, что её просто размазывали по телу, пледу, и полу: с подобным несерьёзной раной боевой офицер вполне мог бы справиться и сам. Хм…

Один из милиционеров привёл и усадил в спальне бабу Наташу, и вежливо сбегал за новым стаканом с водой. Закончив за десяток минут с раной Алексея Степаныча, Николай переключился на его жену: милиционеры заглядывали в комнату несколько раз, глядя на происходящее с вниманием и осторожной почтительностью бывалых, но всё же далёких от медицины людей. Убедившись, что сердечные приступы на горизонте пока не видны, он сказал стоящему в коридоре, разглядывающему застеклённые фотографии на стенах милиционеру «Так, мне в ванную», и долго мыл руки – по второму разу. Вернувшись в спальню, он перевернул деда на бок и вколол ему в задницу два кубика смеси анальгина с димедролом – просто чтобы сбить боль, которая, как он прекрасно теперь знал, должна была его доставать. Вообще, рана была подозрительно похожа на его собственную. Окончательно Николай убедился в смысле произошедшего, когда дед Лёша, улучив момент, широко ухмыльнулся, указав пальцем в сторону комнаты, где переговаривались люди, а затем ткнув себя пальцем в грудь и несильно чиркнув им же по собственному животу. Угу, вот и ясненько… Николай искренне восхитился хладнокровием деда – это, конечно, объясняло и то, что его жена не упомянула его ранение, когда позвонила. Добежал он до Малой Посадской, вероятно, минут через 5–10 после приезда милиции, и времени организовать подобную мелочь деду вполне хватало. Шрам, конечно, останется, но по сравнению с исковерканным войнами лицом и рукой он будет совершенной ерундой, а вопросов снимет массу. Дед молодец. Главное, чтобы не перепугался Павел Алексеевич, когда доберётся сюда через полгорода.

Поднявшись и вымыв и вытерев руки в третий раз, Николай вошёл в «большую» комнату, где перемещались с места на место милиционеры. Сразу трое сидели на корточках у тел в углу.

– А-а,