Окончательный диагноз - Кит МакКарти

— Ты меня ни о чем не спрашиваешь, — промолвила Беверли.

— О чем? — изобразил удивление Питер.

— О деле Пендредов, — ответила Беверли, подумав, что лучше бы он не задавал этого вопроса.

— А-а. — И прежде чем спросить, он заглянул в свою чашку капуччино. — Ну и как оно продвигается?

— Плохо, — ответила она, чувствуя, как у нее под ногами разверзается черная бездна отчаяния.

Елена сразу все поняла, как только они вошли в кабинет. Она не нуждалась в словах, которые с улыбкой на устах собирался произнести хирург-маммолог Джеймс Энджелман. Возможно, он считал их обнадеживающими, но для Елены они звучали абсолютной ложью, к которой прибегают тогда, когда необходимо сообщить человеку самое ужасное из всего, что он когда-либо слышал в своей жизни. Скольким уже приходилось выслушать то, что он собирался сообщить ей, подумала Елена и пришла к выводу, что не одной тысяче.

Тысячи несчастных уже слышали то, что предстояло услышать ей.

— Садитесь, мисс Флеминг, — напряженно улыбаясь, произнес он. Казалось, сотни маленьких крючочков растягивают его губы в стороны. Затем он бросил взгляд на Айзенменгера и слегка кивнул, признавая тем самым, что он находится в близких отношениях с его пациенткой, а потому может занять место на периферии этой виньетки.

По необъяснимой причине Елена тут же ощутила боль в груди. Часом раньше мистер Энджелман пронзил ее шприцом, а затем ввел внутрь еще более устрашающий троакар. Хирург утверждал, что он сделал местную анестезию, и Елена ничего не почувствовала, однако затем грудь начала пульсировать от глубокой нутряной боли, которую она помнила еще с детства, когда в шестилетнем возрасте порезала о стекло руку.

— Я уже получил результаты некоторых анализов.

Кто бы сомневался. Иначе они вряд ли снова оказались бы в этой комнатенке со столом с изогнутой лампой и тремя потертыми креслами.

Энджелман встал и подошел к белому ящику, прикрепленному к стене, за их спинами. Спереди он был покрыт пластиком, а в правом нижнем углу у него располагались две ручки. Врач нажал их, и в нем включились два рентгеновских луча, словно это был какой-то специально подготовленный театральный реквизит.

Все трое уставились на маммограммы, а доктор Энджелман принялся пояснять. На экране были представлены две рентгенограммы левой груди Елены. В них было нечто прекрасное, что входило в противоречие с воспоминаниями Елены о том, как они были получены.

Она была готова к унижению, к потере самообладания, но даже не представляла, до какой степени будет превращена в неодушевленный объект. Она попала в чуждый ей мир, который принадлежал Энджелману и в какой-то мере Джону, но никак не ей. Она была здесь гостем, центром внимания, но с трудом могла справляться с отведенной ей ролью. Один только ультразвук чего стоил — отвратительный холодный гель и навязчивое давление датчика, — однако маммограмма превзошла все. Сначала ее грудь поместили на холодную металлическую пластину, затем абсолютно посторонний ей человек бесстрастно и беззастенчиво прижал ее вниз, и это лишь усилило ощущение, что она является одной из коров в большом стаде.

Мистер Энджелман указал на изображение.

— Видите?

Елена кивнула, хотя ей ничего не удавалось рассмотреть в указанной им области.

— Диффузное разрастание и несколько микрокальцификаций, — доверительным тоном сообщил он.

Вероятно, на ее лице появилось недоуменное выражение, потому что Джон прошептал ей на ухо:

— Кальцификация ткани.

Мистер Энджелман выключил экран и пригласил Елену и Айзенменгера вернуться к столу. Усевшись в свое кресло, он уставился в ее историю болезни, и Елена с тоской задумалась, что вскоре той предстоит разрастись и приобрести замусоленные края.

— Результаты биопсии мы получим только послезавтра. — Энджелман бросил взгляд на Айзенменгера, зная, что тот является патологоанатомом. — Но уже сейчас у нас есть результаты цитологического обследования и ультразвука.

Выдержанная им пауза сказала ей все.

— Судя по всему, у нас есть небольшая злокачественная опухоль.

Она не знала, как на это реагировать, и, как ни странно, гораздо болезненнее на это словосочетание отреагировал Джон. Он тихо, но довольно отчетливо выругался, а когда она бросила на него взгляд, то увидела, что глаза у него закрыты.

Однако мистер Энджелман не собирался предоставлять им время на переживания.

— Я понимаю, как это для вас неожиданно, но сразу хочу предупредить, что прогноз крайне благоприятен.

— Насколько большая? — Джон первым обрел способность говорить.

Энджелман вновь обратился к своим записям, к которым уже были приколоты результаты ультразвука.

— Мы оцениваем ее в четырнадцать миллиметров.

— Небольшая, — повернувшись к Елене, пояснил Айзенменгер.

Она кивнула с отсутствующим видом, погрузившись в собственные размышления.

— И что будет теперь?

— Я ее вырежу, — без промедления ответил мистер Энджелман. — Широкий внешний разрез.

— Без удаления груди?

— Господи, конечно, — улыбнулся врач.

— А подмышечные узлы? — Елена чувствовала, что Джон по-прежнему встревожен.

— А никаких положительных узлов я не нашел. — Это было явно адресовано Елене. — Сторожевой узел, — добавил он, поворачиваясь к Айзенменгеру. — Во время операции я введу краситель и радиоактивный индикатор, — продолжил он с ловкостью артиста из хорошо отрепетированного шоу, — и с их помощью мы проверим лимфатические узлы. Если где-нибудь что-то проявится, мы тут же это удалим, а если нет, значит, можно быть уверенными в том, что все в порядке.

— Радиоактивный индикатор?

— Доза очень небольшая и через шесть часов уже выводится из организма. Не больше чем при рентгене грудной клетки.

Елена задумалась с таким видом, словно обладала исчерпывающей информацией и осознавала все возможные последствия, словно она была спокойна, объективна и размышляла всего лишь о том, как провести ближайшие выходные. Однако все это было лишь видимостью.

— Боюсь, на данном этапе я не смогу гарантировать, что вам не потребуется дополнительное лечение.

«Что он говорит? Дополнительное лечение? Что это значит?»

И снова ей на помощь пришел Джон:

— Возможно, тебе потребуется пройти курс лучевой терапии, а может, и химиотерапии.

Елена тут же представила себе выпадающие волосы, тошноту, усталость и тысячу других побочных эффектов, связанных с облучением.

— Мне еще надо проверить, но, думаю, я смогу вас принять в начале следующей недели. — И Энджелман, производивший впечатление ангела, стал просматривать свое расписание. Затем он что-то отметил, кивнул и поднялся с кресла. Визит был закончен. В мгновение ока из здоровой женщины Елена превратилась в развалину, которой предстояло задуматься о смерти, однако ее врача это уже не волновало.