Шиповник Его Величеству! - Лесана Мун

— Раз ты уже поела, думаю, нам стоит поговорить — чванливо сообщает этот пафосный червяк.

Н-да…, до умения подать себя и проморозить собеседника до кости, присущего Эдриану, этому… нехорошему человеку, еще плясать и плясать.

— Почему бы и не поговорить, если компания подходящая — лыбясь на все тридцать два зуба, соглашаюсь с хлебосольным хозяином, чтоб у него рыбная косточка в горле застряла!

Червяк открывает рот, чтобы низвергнуть на меня потоки отборной чуши, но вдруг почему-то краснеет и начинает лающе кашлять. Опачки… Подавился что ли? Надо бы похлопать. Поднимаю руки… и аплодирую…

Впрочем, аплодирую я недолго, потому что спектакль утомляет своим однообразием. Все время одна и та же красная рожа с выпученными глазами и открытым кашляющим ртом. Скучно.

Хотя вот, наконец-то, помощник режиссера Фрекен Бок, догадывается подбежать к артисту Больших и Малых академических театров со стаканом воды. Который благополучно выхлюпывается ей в физиономию судорожно дергающимся исполнителем главной роли.

Тихо, Яра, держи себя в руках и не ржи так громогласно! Можно только чуточку подхихикивать. Самую малость. В кулачек. Как благовоспитанная дама. Увы, не сдержавшись, начинаю ржать просто до слез с попыток домомучительницы налить второй стакан воды и снова впихнуть его в трясущиеся руки хозяина дома.

Вот есть люди, которые ничему не учатся. Все время делают одно и то же, надеясь на другой результат. Поэтому и Фрекен Бок, проморгавшись слипшимися от воды ресницами, опять наливает в стакан воду. Утопиться желает или что?

Устав наблюдать за этим бедламом, подхожу к исполнителю главной драматической роли, отодвигая нерадивую помощницу недрогнувшей рукой. Ну что ж, Шиповник, давай, помогай! И с размаху, щедро и с оттяжечкой хлопаю всей ладонью между лопаток страждущего. Вероятно, наподдав хорошо и колючками, иначе как еще объяснить, почему, едва дышащая жертва удушения едой, подскакивает на три метра над уровнем пола, грозя застрять головой в потолке?

Скромно улыбаясь, отхожу подальше от исцелившегося. А то не ровен час, задушит в благодарных объятиях. Вон рожа какая… явно… благодарная.

— Но теперь же вы можете дышать? — работаю на опережение.

Не люблю, знаете ли, обнимашки с теми, кто хочет меня убить.

Моя фраза резко останавливает, уже было направлявшийся ко мне экспресс «Я ее убью». Финальной точкой становится последняя сцена, когда слева от гневно взирающего на меня мага, появляется промокшая до нитки Фрекен Бок с неизменным стаканом воды. Он поворачивается в ее сторону, заливается краской просто целиком и, выхватив посуду, разбивает об пол, выбегая из комнаты.

Мы с домомучительницей невозмутимо переглядываемся.

— Мужчины — произношу я, легко дернув плечиком, типа фиг их поймешь.

Фрекен Бок, прилизав мокрые волосы, делает жест рукой, приглашающий покинуть столовую и вернуться в свою комнату. Что ж, я не против. После такого хлеба и зрелищ, неплохо бы и отдохнуть.

Просто сидеть в комнате мне надоедает уже через десять минут. Сон не идет, значит, надо время расходовать с пользой, а не на простое лежание. Интересно, что будет дальше? Изверг собирался поговорить со мной перед актом самоудушения, значит, при следующей встрече надо будет вывести его на этот разговор. Мало ли, вдруг, что полезное сообщит.

Комнату я уже осматривала утром, сейчас время посмотреть че там интересного в шкафу. Открываю дверцы. Н-да. Угнетающе пустые полки и все. А что если…??

Иду в ванную комнату. Что если мне попробовать выбраться в окошко? Мне ведь совершенно не обязательно ждать своего рыцаря в сияющих доспехах, подвергая себя лишней опасности? Можно ведь дожидаться спасения и в более приятных местах? И уж точно не повредит хорошенько рассмотреть все пути отхода на самый крайний случай!

С этими мыслями закрываю дверь ванной на щеколду, которая вряд ли выдержит серьезный натиск, но каких-то пару лишних минут мне подарит, если будет кипиш.

Еще раз осматриваю окошко. Оно длинное, но узкое. Уверена, что в груди пройду, а вот на счет таза есть сомнения. Но когда ж попробовать, как не сейчас? Правильно? Правильно!

Закрываю крышку местного унитаза и становлюсь на него ногами. Такссс, не очень удобно. Окно высоковато, я боком к нему не допрыгну. Нужно что-то поискать, чтобы стать чуть выше, сантиметров на тридцать — пятьдесят. Оглядываю ванную, понятное дело, ничего не нахожу.

Выхожу опять в спальню. Ага! Вытягиваю из шкафа все пять полочек, отрываю кусок полога от кровати, наевшись пыли по самое не хочу. Полочки обернув в ткань, отношу к унитазу. Опять лезу к окну. Да! Так однозначно выше и лучше! Полочки немного ерзают по крышке унитаза под моими ногами, но, в принципе, держатся.

Осталось самое сложное: подпрыгнуть боком и попытаться втиснуться в узкое окно, которое, вроде как, по ширине мне подходит. Итак. Рааааз, дваааа, т…

В дверь спальни стучат. Та ёлки-зеленые! Кого там принесло? Не дают спокойно побег совершить!

Высовываюсь из двери ванной и вижу Фрекен Бок.

— Да? — нетерпеливо спрашиваю.

— Мне приказано составить вам компанию — с абсолютным покер-фэйсом отвечает домомучительница.

— Туалетной бумаги не принесли? — спрашиваю чисто поржать.

— Нет, но у вас там должны быть специальные салфетки — невозмутимо отвечает женщина.

Ну, вообще…, я просто восхищена этой дамой. Вот бы себе такую домоправительницу!

Понятное дело, что теперь мой побег через узкое окошко весьма несвоевременен, а потому его придется отложить. Прячу полочки, обернутые в ткань, в шкафчик под ванной, чтобы их никто раньше времени не заметил. И, вымыв руки по-прежнему ржавой водой, выхожу из уборной.

Фрекен Бок — дама воспитанная, знающая этикет, согласно которому, неприлично сидеть на чужой кровати, потому она притащила откуда-то стул с высокой спинкой и сейчас гордо восседала на этом предке королевского трона.

Предполагалось, наверное, что я тоже чинно сяду рядышком, на своей кровати, сложив ладошки на коленях, и мы будем вести скучные беседы ни о чем. Но я девушка простая, этикетами не пуганная, а потому, с разбегу плюхаюсь на подушку и, устроившись поудобнее на боку, милостиво поглядываю на незваную гостью.

Обожаю эту женщину! Сидит, невозмутимо смотрит, ни один мускул на лице не дрогнул! Вот это выдержка!

— А скажите, уважаемая… Маргарет, — пытаюсь вспомнить, как ее назвал мой тюремщик, — давно вы служите у графа?

— Давно. С самого их детства — следует короткий ответ, но, тем не менее, она разговаривает, а не отмалчивается.

— А каким он был ребенком? Небось, котят мучил? Над щенками издевался?

— Нет, что вы! Это скорее бедняжка Хелена была слегка гневлива, а господин граф всегда умел держать себя в руках.