В поисках любви - Алиса Берг

– Здравствуйте, – сказала она, чувствую растерянность от этой непривычной ситуации, от холодной встречи и от того, что на ней скрестились взгляды всех обитателей палаты. – Как вы себя чувствуете?

Лукомский равнодушно посмотрел на нее.

– Сейчас ничего, – вялым голосом ответил он.

– Я вот вам принесла фрукты. – Юлия положила пакет на тумбочку, но художник никак не отреагировал на это, даже не повернул головы.

– Может, нам лучше выйти в коридор, если вы, конечно, в состоянии?

– Пойдемте, выйдем, – согласился Лукомский. Он встал и, не оборачиваясь, направился к выходу.

Они нашли небольшой закуток, где стояло несколько стульев, – и сели.

– Зачем вы это сделали? – спросила Юлия.

Глаза Лукомского смотрели мимо нее, и она никак не могла поймать его взгляд.

– А зачем вам знать об этом?

Юлия замялась. Вопрос был поставлен в самую точку, и ей нелегко было ответить на него.

– Но это случилось после того… как я ушла от вас.

– То есть, вы желаете узнать, не из-за вас ли я попытался уйти в мир иной? – он впервые за весь разговор посмотрел ей прямо в глаза, и Юлию ожег огонь, пылающий в них. – Да плевал я тысячу раз на вас, чтобы сводить счеты с жизнью из-за таких ничтожеств, как вы. Вы обманули меня, вы были моей последней надеждой, что в жизни есть еще что-то, кроме полного идиотизма и полных кретинов, что нас окружают. Когда я вас увидел, мне показалось, что вы явились к нам с какой-то другой планеты. У вас была такая улыбка, такой взгляд… В них заключалось что-то неземное. Но я ошибся, мир все тот же. Но главное не в этом; когда вы ушли, я понял, что дело не в том, что вы оказались совсем не такой, какой я вас видел, дело в том, что другого мира просто не существует в природе. Не существует. И я никогда не встречусь с ним. А раз так, то к чему продолжать всю эту канитель? Вам что-нибудь не понятно? – вдруг спросил он совсем другим тоном, как спрашивает учитель ученика, которому он только что объяснил урок.

– Но если вы считаете, что принадлежите другому миру, значит, этот мир все-таки существует. По крайней мере, он должен находиться внутри вас.

Лукомский как-то странно посмотрел на нее, потом усмехнулся.

– А что делать там Адаму без своей Евы? И кто вам сказал, что я принадлежу тому миру? Да неужели вы не видите, что я принадлежу этому миру? Принадлежу со всеми потрохами. Это с помощью вас я вознамерился туда попасть. Я же думал, вы – вестник.

– И для того, чтобы там оказаться, вы должны были переспать со мной? – не смогла удержаться от сарказма Юлия.

– А почему бы и нет?! Разве в этом дело?! Можно по-разному переспать. У большинства людей это просто случка, я вас желал совсем по-другому. Это был бы божественный секс, мы бы поднялись с его помощью высоко-высоко. Я хотел проникнуть не в вас, я хотел проникнуть через вас в тот самый мир… Впрочем, вам этого не понять.

На этот выпад Юлия ничего не ответила, у нее не было желания вступать в полемику в этом больничном, пропахшем лекарствами, закутке.

– А что же будет теперь с выставкой? – вдруг спросила Юлия. – Вы же замечательный художник.

– С выставкой? – в его голосе прозвучало непритворное удивление. – Какое мне дело до какой-то там выставки? Господи, до чего же смешны эти людишки. Я как-то был на одном вернисаже знаменитого художника. Это великий художник, он хорошо постарался – и в зале был накрыт просто замечательный стол. И я видел, что всех интересовал только он, а не развешанные по стенам картины. И как только дали команду приступить к еде, все это стадо свиней моментально набросилось на нее, будто до этой минуты целый век не жрали. Никто больше уже не вспоминал о живописи, об искусстве, все только чавкали и лакали водку. Так скажите, для кого мне творить? Для них? Но им нужно только корыто со жратвой, больше ничего.

– А для себя?

– Я все равно не могу выразить все то, что хочу. И никто не может. Я давно понял, что человеку этого не дано. Можно только бесконечно приближаться к чему-то главному, да и то все равно останешься от него на весьма почтенном расстоянии. На самом деле, искусство порождает лишь еще одну ложь. Как будто ее мало в жизни и без него, – Лукомский замолчал, затем взглянул на нее. – Честно говоря, меня утомил наш разговор. Он не имеет уже никакого смысла. Здесь, на больничной койке, мне понравилось лежать и смотреть в потолок. Я вдруг понял: ничего не делать – лучшее в мире занятие. Если вас это волнует, то можете не бояться, пока делать новых попыток я не собираюсь. Слишком неприятен оказался переход из одного мира в другой. Пожалуй, это единственное, что удерживает от повторения. А так, все без разницы. Или вы настолько глупы, что еще этого не поняли? Впрочем, мне-то что? Я рад, что все так произошло, по крайней мере, я больше не возьму в руку кисть. А чтобы прийти к этому решению, можно было пройти и не через такое. Прощайте, моя надежда на другую жизнь.

Лукомский направился в палату. Юлия смотрела ему вслед, пока он не скрылся за дверью. И хотя он шел, не спеша, он так ни разу и не оглянулся. Кажется, он не лукавил, она действительно утратила для него всякий интерес.

Они приехали в загородный дом поздно. Всю дорогу Максим был хмурым, за весь путь едва проронил несколько фраз. По-видимому, вчерашний проигрыш оказался весьма значительным и не давал ему покоя. Юлия опасалась расспрашивать мужа, боясь еще больше ухудшить его настроение. Она знала, что ему нравилось хвастаться своими успехами, но о неудачах он рассказывал неохотно. Также молча, они поужинали и легли спать. А когда Юлия проснулась, Максима уже не было дома. Обычно она готовила ему завтрак, провожала до машины, но на этот раз он решил не тревожить ее сон и собрался самостоятельно. Почему-то такое его поведение пришлось ей не по душе, она вдруг подумала о том, что каждый из них мог бы прекрасно обходиться без другого. Мысль эта была ей неприятна своей голой правдой, от которой нельзя было ни спрятаться, ни заслониться другими мыслями.

Юлия вспомнила о Менделе, как он там поживает? Она подошла к окну, посмотрела на его дом. Может, стоит навестить старика? Но она не была уверена, что ее визит порадует его; во время их последней встречи они расстались не слишком по-дружески. Да и беседовать сегодня с ним не хотелось, у нее были другие замыслы. Она подумала о том, есть ли у него еда? Но, в конце концов, какое ей дело, она ему ни дочь, ни жена, ни нянька. Он – взрослый человек, пусть сам заботится о себе.

Юлия открыла сумочку, нашла там визитку, набрала номер. Ей ответили. Разговор продолжался всего несколько минут, но она осталась вполне довольна им. Затем она вышла из дома и села в машину.

Ее путь лежал в детдом. По дороге она остановилась у магазина, выбрала самые дорогие, какие там были, духи и отправилась дальше.

На этот раз директор детдома встретила ее вполне благожелательно, она уже, кажется, поняла, что каждый визит этой богатой дамы приносит очередное прибавление в ее коллекцию подарков. Юлия молча вынула из сумочки завернутую в бумагу коробочку и протянула ей.