Он придет - Джонатан Келлерман

– Их как-то предварительно проверяют?

– Все как обычно. Собеседования, тесты-опросники – выбери ответ из трех вариантов и поставь галочку в нужном месте. Сам знаешь, дорогой мой мальчик, чего стоит вся эта мура.

Я кивнул.

– И все же, как я уже сказала, никаких жалоб пока не поступало. Я поставила бы этому месту четверку с минусом. Главная проблема в том, что оно слишком большое, чтобы к детям был какой-то индивидуальный подход. Хорошая приемная семья явно предпочтительней, чем собирать четыреста-пятьсот детей в одном месте, – а как раз примерно столько у него и есть. Если не считать этого, Ла-Каса ничуть не хуже прочих.

– Рад слышать.

Но каким-то извращенным образом я был разочарован. Лучше было бы узнать, что на самом деле это заведение – полная дыра. Хоть как-то привязать его к трем убийствам. Естественно, ничего хорошего для четырехсот детей это не обещало бы. Уж не стал ли я еще одним членом детоненавистнического общества, про которое толковала Оливия? Штрудель вдруг показался на вкус пропитанной сахаром бумагой, а в кухне стало удушающее жарко.

– Желаешь узнать еще что-нибудь?

– Нет. Спасибо.

– А теперь, дорогая, – Оливия повернулась к Робин, – расскажите мне про себя и про то, как вы встретили этого пылкого молодчика…

* * *

Где-то через час мы откланялись. Я обхватил Робин за плечи. Она не отдернулась, но и не прижалась ко мне в ответ. Мы пошли к машине в молчании столь же неловком, как опорки странника.

В машине я спросил ее:

– Что-то не так?

– Зачем ты меня сюда притащил?

– Просто подумал, что было бы неплохо…

– Неплохо поговорить об убийстве и растлении детей? Алекс, это был не обычный поход в гости!

Я не нашелся что сказать, так что просто завел мотор и отъехал от тротуара.

– Я жутко за тебя беспокоюсь! – воскликнула Робин. – То, что ты описывал, – совершенно отвратительно. Насчет акул она была совершенно права. Ты как маленький мальчик, который болтается на плотике посреди океана. Абсолютно не представляя того, что творится вокруг.

– Я знаю, что делаю.

– Это уж точно. – Она уставилась в окно.

– А что плохого, если я хочу заняться чем-нибудь помимо бултыхания в джакузи и бега трусцой?

– Ничего. Но только почему это не может быть что-нибудь не столь рискованное, как эта твоя игра в Шерлока Холмса? Что-то, в чем ты действительно разбираешься?

– Я быстро учусь.

Робин меня проигнорировала. Мы катили по пустым темнеющим улицам. На лобовое стекло прыскал мелкий дождик.

– Мне не очень-то приятно слушать о людях, которым измолотили лицо в кашу. Или детях, которых неизвестно кто задавил машиной, – произнесла она после паузы.

– Это часть того, что происходит вокруг. – Я махнул на темноту за окном.

– Не надо мне таких частей!

– Выходит, тебя во мне все устраивает лишь до тех пор, пока все красиво и гладко?

– Только давай без мелодрам! А то прямо какая-то «мыльная опера».

– Но ведь это правда, так ведь?

– Нет, это не правда – и не пытайся заставить меня оправдываться. Я хочу мужчину, которого изначально встретила, – того, кто удовлетворен собой и не настолько полон рефлексий, чтобы метаться туда-сюда, пытаясь что-то себе доказать. Это меня в тебе и привлекло. А теперь ты просто… просто как одержимый! С тех пор как ввязался в эти свои маленькие интриги, ты уже будто и не со мной. Ты разговариваешь со мной, а сам мыслями где-то в другом месте. Это как я уже тебе говорила – ты словно возвращаешься в старые плохие времена.

В ее словах действительно что-то было. В последние несколько дней я стал просыпаться ни свет ни заря с ощущением тугого беспокойного клубка где-то под ложечкой, старым навязчивым зудом, подталкивающим немедленно встать и заняться делом. Забавно, но мне не хотелось, чтобы это чувство меня отпускало.

– Обещаю тебе, – сказал я, – я буду осторожен.

Робин безнадежно покачала головой, наклонилась вперед и включила радио. На полную громкость.

* * *

Когда я подрулил к ее двери, она торопливо чмокнула меня в щеку.

– Мне можно войти?

Робин посмотрела на меня долгим взглядом и наконец смиренно улыбнулась:

– О, черт, да почему нет?

Наверху на чердаке я смотрел, как она раздевается в скудной доле лунного света, отпущенной прозрачным люком в крыше. Стояла на одной ноге, расстегивая ремешки сандалии, и ее груди тяжело покачивались. Поворачиваясь в косом тусклом луче, Робин становилась то молочно-белой, то серой, а потом и вовсе невидимой, когда скользнула под простыни. Я потянулся к ней, возбужденный, и подтянул ее руку себе на живот. Она на секунду прикоснулась ко мне, потом убрала пальцы, передвинула их наверх и позволила им устроиться у меня на шее. Я зарылся головой в теплую нору между ее плечом и сладким изгибом у нее под подбородком.

Так мы и уснули.

Утром ее сторона кровати была пуста. Я услышал снизу визг и звон циркулярной пилы и понял, что она уже внизу в мастерской.

Я оделся, спустился по узенькой лестнице и подошел к ней. На Робин были комбинезон на лямках и мужская рабочая рубашка. Рот прикрыт косынкой, глаза в защитных очках. Воздух был полон древесной пыли.

– Я тебе потом позвоню! – прокричал я сквозь пронзительный шум стального диска.

Она на секунду прервалась, махнула мне и сразу же вернулась к работе. Я оставил ее в окружении ее инструментов, ее станков, ее искусства.

Я позвонил Майло на работу и дал ему полный отчет о своей беседе с Ракель Очоа и связях с Каса-де-лос-Ниньос, включая сведения, которыми меня снабдила Оливия.

– Я впечатлен, – сказал он. – Ты упустил свое истинное призвание.

– Так как думаешь? Не стоит присмотреться к этому Маккафри?

– Не гони лошадей, друг мой. У человека четыре сотни детишек, и один из них погиб в ДТП. Это пока что не повод поднимать бучу.

– Но этот ребенок, на минуточку, был учеником Илены Гутиэрес! Это означает, что она наверняка обсуждала его с Хэндлером. А вскоре после его смерти Бруно вдруг записывается туда в волонтеры. Совпадение?

– Скорее всего, нет. Но ты не понимаешь, как тут у нас все устроено. Я с этим делом в полной заднице. Пока что банковские выписки ничего не дали – все на обоих счетах выглядит вполне кошерно. Мне нужно еще поработать в этом направлении, но в одиночку это потребует времени. Каждый день капитан оглядывает меня с ног до головы с таким видом, будто хочет сказать: «Ну что, Стёрджис, обкакался?» Я чувствую себя как школьник, который не сделал уроки. Только и жду, когда он снимет меня с этого дела и засадит за какую-нибудь отстойную мелочовку.