Шелкопряд - Роберт Гэлбрейт

– Теперь я могу идти. – Страйк поднялся со стула.

Всхлипывая, она засеменила следом по закопченному коридору. Не успел Страйк затворить за собой входную дверь, как из прихожей донесся крик Леоноры:

– Додо! Спускайся, Додо, я не нарочно!

Молодой полицейский плечом преградил Страйку путь.

– Я знаю, кто вы такой, – гневно произнес он, сжимая в руке мобильный телефон. – Вы – Корморан Страйк.

– Ишь какой догадливый, – отозвался Страйк. – Посторонись, голубчик, у людей работы по горло.

…что это за негодяй и изверг рода человеческого?

Бен Джонсон.

Эписин, или Молчаливая женщина[13]

Забыв, как тяжело вставать при боли в колене, Страйк занял угловое место в вагоне метро и позвонил Робин.

– Привет, – сказал он. – Журналюги убрались?

– Нет, все еще караулят у подъезда. Тебя пропечатали в новостях, ты в курсе?

– Да, видел на сайте Би-би-си. Я позвонил Энстису и попросил не раздувать мою роль. Он проникся?

В трубке послышался стук ее пальцев по клавиатуре.

– Вот тут его цитируют: «Следователь Ричард Энстис подтвердил, что тело нашел частный детектив Корморан Страйк, о котором в начале года…

– Это можешь пропустить.

– «Мистера Страйка привлекли к розыску члены семьи писателя, который неоднократно уходил из дома, не ставя в известность своих близких. Мистер Страйк не входит в число подозреваемых; следственные органы приняли к сведению его отчет об обнаружении тела».

– Молодчина Дикки, – сказал Страйк. – Сегодня утром еще считалось, что я скрываю трупы ради будущей раскрутки. Ума не приложу, чем вызвано такое внимание прессы к исписавшемуся беллетристу пятидесяти восьми лет. Непохоже, чтобы кто-то докопался до мрачных подробностей.

– Куайн никому не интересен, – растолковала ему Робин. – Всем интересен ты.

Эта мысль нисколько не обрадовала Страйка. В его планы не входило светиться в газетах и на телевидении. Его фотографии, опубликованные после раскрытия дела Лулы Лэндри, были небольшого формата (газетчики отдавали предпочтение снимкам красавицы-модели, желательно полуобнаженной), а смуглые, угрюмые черты плохо передавались типографской краской; кроме того, входя в здание суда, чтобы дать показания против убийцы Лэндри, он отворачивался от камер. Журналисты отыскали старые армейские фотографии, на которых он был гораздо стройнее. Краткий всплеск славы не сделал Страйка узнаваемым, и это его вполне устраивало.

– Не хочу бегать от продажных щелкоперов. Хотя, – поморщился Страйк от боли в колене, – далеко я все равно не убегу. Ты не могла бы подойти…

Его излюбленным местом встречи был паб «Тотнем», но Страйк, предвидя интерес газетчиков к своей персоне, решил пока там не появляться.

– …в «Кембридж» минут через сорок?

– Без проблем, – ответила Робин.

Только закончив разговор, Страйк сообразил, что, во-первых, не посочувствовал убитому горем Мэтью, а во-вторых, не попросил Робин захватить из офиса костыли.

Паб, сохранившийся с девятнадцатого века, стоял на Кембридж-Серкус. Робин поджидала на втором этаже, в кожаном кресле, среди бронзовых канделябров и зеркал в золоченых рамах.

– Болит? – тревожно спросила она, когда Страйк, хромая, подошел к ней.

– Я забыл, что ты не в курсе. – Едва сдерживаясь, чтобы не застонать, Страйк осторожно сел в кресло напротив. – В воскресенье меня угораздило снова разбить колено: я хотел задержать женщину, которая за мной следила.

– Что за женщина?

– Шла за мной по пятам от дома Куайна до станции метро – там я и навернулся, а она скрылась. По рассказам Леоноры, очень похожая дамочка крутится поблизости от нее с того самого дня, когда исчез Куайн. Мне бы сейчас горло промочить.

– Сиди, я принесу, – сказала Робин, – в честь твоего дня рождения. У меня, кстати, для тебя подарок есть.

Она выложила на стол перевязанный лентой целлофановый сверток, в котором виднелась небольшая корзинка с традиционными корнуэльскими угощениями: пивом, сидром, сластями и горчицей. Страйк до смешного растрогался.

– Ну зачем же…

Робин, которая уже отошла к стойке, этого не услышала. Когда она вернулась с бокалом вина и пинтой эля «Лондон прайд», Страйк сказал:

– Большое спасибо.

– На здоровье. Так, значит, ты считаешь, что эта странная особа вела тебя от дома Леоноры?

Страйк сделал несколько больших, желанных глотков.

– Да-да, и, скорее всего, она же засовывала собачье дерьмо в прорезь для почты, – сказал Страйк. – Не понимаю, какого черта она за мной увязалась – разве что надеялась через меня выйти на Куайна.

Поморщившись, он закинул ногу на стоявший под столом табурет.

– На эту неделю у меня запланирована слежка за Броклхэрст и за мужем Бёрнетт. Надо же было именно сейчас травмировать колено!

– Проследить и я могу.

Это восторженное предложение своих услуг слетело у нее с языка прежде, чем она сама поняла, что сказала, но Страйк пропустил ее слова мимо ушей.

– Как там Мэтью?

– Так себе, – ответила Робин, не понимая, услышал ли ее Страйк. – На время переехал к отцу и сестре, чтобы их поддержать.

– В Мэссем?

– Да. – Помедлив, она добавила: – Свадьбу придется отложить.

– Обидно.

Робин пожала плечами:

– Нужно, чтобы прошло какое-то время… Для родных это страшный удар.

– У тебя были хорошие отношения с матерью Мэтью? – спросил Страйк.

– Да, вполне. Она…

На самом деле характер у миссис Канлифф был тяжелый. Ее отличала крайняя мнительность, – во всяком случае, так полагала будущая невестка, которая в течение истекших суток мучилась угрызениями совести.

– …была замечательным человеком, – закончила Робин. – А что слышно у бедной миссис Куайн?

Страйк описал свой визит к Леоноре, упомянув краткую встречу с Джерри Уолдегрейвом и впечатления от Орландо.

– А если точнее: что с ней такое? – спросила Робин.

– Пониженная обучаемость – так, кажется, сейчас принято говорить. – Страйк помолчал, вспоминая наивную девчоночью улыбку и плюшевого орангутанга. – Она при мне сказала кое-что странное, и мать, если я правильно понял, этому поразилась. Якобы отец как-то взял Орландо с собой в издательство, и там ее стал тискать директор. Зовут его Дэниел Чард.

На лице Робин отразился тот же невысказанный ужас, который повис при этих словах в грязной кухне.