Девять королев - Пол Андерсон

– С-семурамат, – прошептала девочка и добавила: – Повелитель.

Грациллоний заметил, что ребенок дрожит. Королевы старались держать дочерей подальше от Колконора, но даже дети не могли не чувствовать страха и ненависти, которые питали их матери к этому человеку.

– Не бойся, Семурамат, – успокаивающе сказал Грациллоний. – Я думаю, мы подружимся. Хм… Ты любишь лошадей? – девочка с жаром закивала.

– Что, если я прокачу тебя на луке седла, когда у меня выпадет свободный час? Заодно и познакомимся получше. А потом, может быть, найдется для тебя и пони.

Бодилис рассмеялась.

– Не все сразу, ты напугаешь бедняжку.

– Я хотел бы стать другом твоей семьи, – серьезно ответил Грациллоний. – Я хотел извиниться за то, что прошло целых семь дней со дня Совета, а я только теперь попросил разрешения посетить тебя. Ты вероятно, слышала, что я был занят осмотром городских укреплений. Три дня меня просто не было в городе, я объезжал окрестности. Уставал так, что ночью проваливался, как в колодец. – Нельзя сказать, что Грациллоний не радовался возможности побыть в чисто мужской компании, хоть и скучал по Дахилис.

– Возмись-ка снова за работу, милая, – Бодилис отослала дочь и пояснила: – Я отправила слуг за припасами к ужину. И велела даже дочери помогать по хозяйству. Принцесса тоже должна кое-что уметь.

– И любовь не исключает дисциплину, – одобрил центурион.

Она пробормотала с некоторым удивлением:

– Так ты это тоже понимаешь? Немногие мужчины умеют понять чувства женщины. О, я не обижена: мне ли не понять, почему ты не приходил. И то, что я вижу в тебе, радует меня.

Польщенный Грациллоний покраснел. Смотреть на нее было приятно. Бодилис надела простое серо-голубое платье с вышитыми по вырезу и рукавам серебряными звездами. Широкий алый пояс подчеркивал полную грудь и бедра. Грациллонию нравились сильные черты ее лица и глаза, того же цвета, что у Дахилис. В них не было ни подозрения, ни страха. Он взял ее за руку так свободно, словно они много лет прожили вместе.

– Идем, – сказал он, – поговорим.

Дверь в атриум была привычна для глаз римлянина, зато роспись на стенах поразила его яркостью и свежестью красок. В волнах ныряли дельфины, в небе над морем парили большие чайки. Художник стремился не столько точно передать действительность, сколько произвести впечатление прозрачности мира, за которым скрывалось нечто большее. Бодилис, заметив его интерес, произнесла немного натянуто:

– Возможно, мне следовало сохранить старые фрески. Но я тщательно скопировала их на пергамент, чтобы сохранить для будущих поколений. А если тому, кто будет жить здесь после меня, не понравятся мои росписи, он может соскрести их.

– Как? – вырвалось у него. – Это ты рисовала?

– Чистое дилетантство, конечно. Но пройдем дальше. Приличия требовали бы принять тебя в этом зале, но в моем скрипториуме мне будет… проще. Кроме того, – улыбнулась она, – Семурамат туда вход закрыт, пока не подрастет и не научится беречь вещи. Она чудо, но иногда надоедает до полусмерти.

– У тебя кажется, есть еще дочери?

Бодилис кивнула.

– Две. Обе, конечно, сами не свои от желания познакомиться с тобой. Но Талавайр прислуживает в Нимфеуме, а Керна занята уроками в храме. Она вернется к ужину.

– Девочки… от Хоэля?

– Да, все три. Знак сошел на меня в царствование Лугайда, но он погиб почти сразу после этого. Талавайр в этом году выйдет из возраста весталки. Она уже выбрала себе жениха. Через год я могу оказаться бабушкой.

– А… Керна, кажется?

– О, ей всего пятнадцать, и она вся в учении. Собирается в младшие жрицы, когда придет время. Правда, это не исключает брака, но мужчины не слишком охотно берут в жены жрицу, которая больше времени проводит в храме, чем дома. Бывшие весталки чаще приносят обет младшей жрицы после того, как овдовеют.

Они вышли в коридор за атриумом. Расположение комнат в этом доме напоминало дома Дахилис и Форсквилис и казалось непривычным для римлянина. Бодилис открыла дверь и пропустила Грациллония вперед. Он оказался в просторном помещении, освещенном вдобавок к свету серого дня изящными лампами. Над одной из них грелся котелок на треножнике. Оливковое масло горело почти без копоти. Рядом стояли фляги с вином и водой, стеклянные и глиняные кубки и тарелки с лакомствами. По стенам тянулись полки с рукописями. Рядом стояли миниатюрные статуэтки бегущих животных и скульптурный портрет прекрасной и суровой женщины. Большой стол в дальнем углу тоже был завален книгами, письменными принадлежностями, кистями и красками, образцами минералов и трав, раковинами. Посреди всего этого развала, положив лапу на деревянную флейту, спала кошка.

– Присядь, сделай милость, – пригласила Бодилис. – Ты любишь разбавленное вино?

– А что в этом котелке?

– Настой трав. Я пью вино только за ужином, да и то немного, – Бодилис улыбнулась. – Боюсь, не смогу составить тебе компанию.

– Наоборот. Я сам пью немного и с удовольствием попробую твоего снадобья.

Ароматный сладкий напиток с легкой горчинкой как нельзя лучше подходил для такой промозглой погоды.

– Значит, правду говорят, что ты ученая женщина, – заметил он.

– Да, мне нравится узнавать новое. К тому же я люблю долгие прогулки – пешком, через поля и леса, или на лодке. Только вот моя близорукость мешает.

– Ты, кажется, работаешь над каким-то сочинением?

– Перевожу на исанский «Агамемнона». У нас, к сожалению, мало кто читает по-гречески, а мой скромный труд даст хоть какое-то представление о гении Эсхила.

– Где ты учила греческий?

– Сама, по учебникам и словарям, которые мне прислали друзья. Эвкерий, христианский священник, помогает мне и поправляет произношение. Он родом из той части Италии, где говорят по-гречески. – Она с жаром продолжала: – О, Грациллоний, я так многое надеюсь узнать от тебя. Расскажи мне о народах Британии, вспомни песни и предания… о, для меня твое появление – чудо вдвойне!

Грациллоний уставился в чашу, словно надеялся увидеть в осадке на дне свою судьбу.

– Я рассчитывал, что сам смогу учиться у тебя, – смущенно пробормотал он. – Исанскому языку…

– Ты уже неплохо овладел им. Хотя я могла бы расширить твой словарь. Например, мы широко используем синонимы…

– И еще история, традиции, я хотел бы проникнуть глубже в вашу жизнь. Именно этого я жду от тебя в первую очередь.

– Задавай любые вопросы, – вздохнула она. – Но помни, я не обладаю ни мудростью Квинипилис, ни силой воли Виндилис, ни колдовской силой Форсквилис, ни очарованием… но я сделаю для тебя все, что в моих силах.

Грациллонию послышалась боль в голосе королевы. Он поднял глаза и увидел горькие складки у губ. «Я тупой осел! – догадался он. – Да ведь она думает, что я ничего, кроме ума, в ней не вижу. Я совсем не это имел в виду, порази меня Юпитер, ничего подобного! Но если сейчас же сказать ей, как она хороша собой, она может подумать, что мне только и нужно, что побольше женского тела».