Медвежий замок - Дмитрий Светлов

Правда или нет, какая разница, он не собирался воевать Крым, на Онеге лучше. Жаль, нет возможности поселиться поближе к родной деревне. Кровать для тренера по стрельбе поставили на первом этаже, не прыгать же человеку на костылях по лестнице.

Новобранцы и корабелы перебрались на судно. Оно и понятно, жизнь диктует свои условия. Теперь они имели право на питание за счет своего хозяина. Норманн с утра отправил Шушуна к ганзамистру отдать готовые карты, а сам обновил «ванну». Затем оба пошли к реке посмотреть на готовность трюма к размещению людей. Старшина корабелов недовольно бубнил, что все хорошо, каменотесы делали для себя и проблем не может быть. Что-то не верилось, невозможно разместить четыреста человек на полутора сотнях квадратных метров. По факту оказалось даже более чем возможно. Вдоль бортов соорудили многоярусные нары по типу непрерывных полок, где предусматривалось лежать поперек судна. Весь центр оставался свободным, в корме загон для коз и выгородка для гусей. В носу уже сложили вещи и инструмент, а в центре поставили длинный стол и лавки. Корабелы занимались своими делами, новобранцы со смиренным видом вникали в наставления старших.

– Ну что, боярин, убедился в моей правоте? – с вызовом спросил Шушун.

– Убедился. Ты узнавал у немецких коллег, как погиб их купец?

– Спрашивал, ничего особенного, он шел на трех кораблях, а недруг поджидал с большой дружиной, побили и корабли забрали.

– Что-то тут не клеится. Франк Эйзен был членом Ганзы.

– Пошли к Конраду, он тебе сам расскажет.

Шкипер выслушал вопрос, горестно вздохнул и ответил:

– Мы были в своем праве. Грузили в Гамбурге соль, а купец Урих Райс закатил себе дюжину наших бочек и ушел.

– Поймали вора?

– Пошли вдогонку одним кораблем, воров перебили, корабль себе взяли, чтобы впредь наука была. Да не впрок вышло.

– Как это? Я что-то не понимаю.

– Урих Райс поставил засаду, мы вышли из Гамбурга, а на нас со всех сторон. Не отбились, Франка Эйзена убили, а нас отпустили.

– Что-то я совсем запутался. Засада в море? Отпустили куда, в воду?

– Какое море! Здесь, на реке, между Гамбургом и Любеком.

– Погоди, вы воевали здесь, на реке? А другие молча наблюдали?

– Да, на реке. Другим какое дело до нас, и мы чужих не трогали, у нас свои разборки.

– Я вот что не понимаю, вы решили свой спор силой оружия, а могли обратиться в суд.

– Какой суд? Ганза герцогу неподвластна, зато он в долгах перед ганзаратом.

– А ганзамистр и управляющие делами? Разве они не могут решить спор между купцами?

– Оно им надо? Оберут до нитки и обоих пустят по миру. Были правдолюбцы, да кончились, невыгодное это дело.

– Что-то не верится, Конрад фон Аттендорн и Эберхард фон Ален с Хинрихом Плесковым произвели на меня хорошее впечатление.

– Конечно, даже малую печать дали. Ты найди полоцкого купца Мирошу, спроси, почему он оставил тебе корабль, а сам пешим ушел.

– Разве малая печать дается не всем?

– Эх, молодо-зелено! Ганзой правят девять семей, и печати даются только своим. Вас, с печатью, и восьми сотен не наберется.

– Ты говорил про купца Мирошу – что с ним случилось?

– Когда на Двине построили замок, полоцким купцам осталось только с Ригой торговать, вот Мироша и купил ганзейскую бирку.

– Что-то сделал неправильно? Завез запрещенные товары?

– В Ганзе нет запрещенных товаров. Его обвинили в подделке бирки, корабль и товары забрали, а самого пожалели и вывели за городские ворота.

Хрень непонятная! Человека обобрали и выставили из города, а Норманну почет и уважение, даже солдат дали. Почему? Товара на двух драккарах поменьше, чем на корабле, но стекло очень даже дорого. И сопротивления, сидя в трактире, не окажешь, блокируют, через три дня сам сдашься. По крышам только в кино бегают, хозяева домов обезопасили себя со всех сторон – от ворья, конечно. С крыши на крышу просто так не перебраться, и черепицу из гнезда не вытащить. Иначе жулье давно бы вычистило все городские дома.

За ласковой добротой боссов Ганзы должен скрываться какой-то корыстный расчет. И это никак не связано с привезенным стеклом или картой пути в Китай. Стекло могли забрать силой в первый же день, а про китайскую карту заговорили намного позже. Надо поспрашивать знающих людей, понять интересы Ганзы, почему Норманна не обобрали и не выставили за городские ворота. Он чужак, не немец, за него некому вступиться, вон хитрые итальянцы увильнули от рискованной поездки.

– Ты по многим морям плавал, знаешь путь в Севилью?

– Знаю, только там тебе делать нечего.

– Это еще почему?

– Товаров дешевых нет, а инквизиция прямо лютует.

– А что церкви неймется?

– Мавров на юг согнали, а простому люду некуда деваться. Что ни день, а чернокожий на костре.

– Просто так?

– Кого обвиняют в поедании детей, другого в поклонении нечистому. Человека сожгли, имущество и дом продали, а деньги церкви и королю.

– Ты говоришь о дорогих товарах, а мне обещали дешевые ткани и ковры.

– На ткани и ковры цены выше новгородских. Вот шелковая нить дешева, да кому она нужна.

– А ты что туда возил?

– Пеньку на корабельные тросы, парусину, деготь, мыло, плавленую смолу. Мед у них в большой цене.

– А обратно что?

– Золото взяли да на Крит за тканями пошли, отдают почти задарма, особенно если золотом платишь.

– По слухам в тех краях разбойников много.

– Э, мил-человек, ты сначала мимо нормандских берегов пройди. Вот где разбойников действительно много.

– А где эти нормандские берега?

– На запад от Кале, последнего города Ганзы. Нормандцы не дают кораблям прохода, грабят всех без разбора.

– Разве англичане не патрулируют свое побережье?

– Чем? Рыбачьими лодками? К тому же едва отбиваются от шотландцев и платят дань королю Франции.

– А французы? Почему не наводят порядок на своем побережье?

– Филиппу Шестому выгоден морской разбой, нормандцы, как и англичане, платят оммаж.

Ну и дела! Разбойники хозяйничают под боком у города Ганзы, а король со спокойным сердцем собирает с них дань! Если говорить современным языком, то выходит, что верховная власть откровенно «крышует» бандитов.

Рассказ Конрада Эйзена серьезно озадачил Руслана Артуровича Нормашова, взаимоотношения людей в этой жизни оказались совсем не простыми. И снова на первое место вышла грубая сила, прав или не прав, убил своего недруга или конкурента, и никто тебе слова не скажет. Про церковь и говорить нечего, в Любеке ведьм жгли регулярно, и почему-то только хорошеньких. Он не ханжа, прекрасно понимает местную церковную братву, которая держит у себя исключительно молодых и красивых служанок. Но других-то зачем сжигать? Или опять есть скрытые причины, в двадцать первом веке верить в экстрасенсов или наговоры может только шизофреник. Ради досужего любопытства сходил на казнь местного вора: мерзкое зрелище, палач отрубил голову только с третьего удара топором. Собравшийся народ тупо таращился, обсуждая между собой «подвиги» осужденного жулика.